Ты знаешь, когда я возложил себе на голову корону Нумедидеса, то думал, что достиг предела желаний. Но оказалось, что захватить трон — одно, и совершенно другое — управлять королевством. Было время, когда я считал, что любые вопросы легко разрешаются мечом, сейчас мне начинает казаться, что меч — вообще не помощник в государственной политике. Когда я сверг Нумедидеса, все считали меня освободителем. А посмотри, что происходит сейчас? Они установили статую старого негодяя в храме Митры, бросаются перед нею ниц, молятся ему, как святому, принявшему мученическую смерть от рук варвара. Когда я из боя в бой вел войска королевства к победе, они великодушно забывали, что я чужак, но вот теперь никак не могут простить мне этого недостатка. Теперь они курят благовония и жгут свечи перед статуей Нумедидеса — все: и те, кто лишь чудом избежал лап его палачей, и те, кто потерял сыновей, замученных ими в подземельях, и даже те, чьих жен или дочерей этот дряхлый распутник забрал в свой гарем. Ах, глупцы!
— Во всем этом немалая доля вины Ринальдо, — сказал Просперо, затягивая пояс туже. — Он поет подстрекательские песенки на всех площадях столицы. Заточи его в одну из башен, пусть орет там свои дурацкие песни до посинения.
Конантряхнул львиной гривой.
— Нет, Просперо, это не имеет смысла. Великий поэт всегда сильнее короля. Его песни стоят большего, чем даже королевский скипетр. Я умру, и меня забудут, а песни Ринальдо будут жить вечно. Нет, Просперо, — продолжал король, и тень набежала на его лицо. — За всем этим скрывается нечто большее, чем талант безумного поэта. Я чувствую это точно так же, как в юности чувствовал, где в высокой траве лежит тигр, хотя никак не мог видеть его глазами. Во всей стране ощущается некое подспудное волнение. Я сейчас словно охотник у маленького костра посреди густого леса, который скорее представляет себе, чем действительно слышит шорох шагов подкрадывающихся хищников. Ах, если бы это было нечто осязаемое, против чего я мог бы обратить свой меч! И говорю тебе, это не случайность, что пикты в последнее время все чаще нападают на пограничные области. Думаю, что мне самому пора отправиться туда, чтобы во всем разобраться на месте.
— Публиус боится заговора. Он считает, что тебя хотят выманить на границу, чтобы загнать там в западню, — напомнил ему Просперо, накидывая шелковый плащ на доспехи и вертясь перед зеркалом. — Поэтому он и уговаривает тебя остаться в городе. Я не сомневаюсь, что ты прав и твоя интуиция варвара тебя не обманывает — в королевстве действительно что-то происходит, но наемники и армия на нашей стороне; что же касается Черных Драконов, все пуантениы принесли тебе клятву верности. Единственная реальная опасность — прямое покушение на твою жизнь, но этому помешают телохранители, стерегущие тебя днем и ночью. Над чем ты, кстати, там трудишься?
— Над картой, — с гордостью ответил Конан. — Наши карты недурны, если речь идет о землях на юге, востоке или западе, но в том, что касается севера, врут напропалую. Поэтому я сам взялся за карту севера. Посмотри сюда! Это вот Киммерия, где я родился. А вот…
— Асгард и Ванахейм! — Просперо изумленно смотрел на карту. — О Митра, я считал эти страны легендой!
Конан усмехнулся и невольно провел кончиками пальцев по шрамам на своем смуглом лице.
— Если бы ты вырос на северной границе Киммерии, то относился бы к ним совсем по-другому. Асгард расположен на севере, а Ванахейм на северо-западе от Киммерии, и на этих границах бушует никогда не прекращающаяся война.
— А что за люди живут на севере? — спросил Просперо.
— Они высоки ростом, светлокожи и голубоглазы. Их бог — ледяной гигант Имир, и у каждого племени свой собственный король. Они сражаются днями напролет, а по ночам пьют пиво и во весь голос орут дикие воинственные песни…
— Ну, тут ты мало от них отличаешься, — ухмыльнувшись, сказал Просперо. — Ты много и жадно пьешь, да и любимые свои песни ты скорее орешь, чем поешь.
— Похожи страны — похожи и люди, которые в них живут, — сказал, улыбнувшись, король. — И там и там под вечно серым небом возвышаются огромные горы — голые или покрытые дремучими лесами, с пустынными долинами, насквозь продуваемыми ледяными ветрами.
— Тогда нет ничего удивительного в том, что и люди там столь же дики и суровы. — Просперо пожал плечами и невольно вспомнил теплые равнины и ленивые голубые реки своей родины — Пуантена, южной провинции Аквилонии.
— Все они обречены, — пробормотал Конан. — И они, и те, кто придет им на смену. Их боги — Кром и его мрачные братья, царствующие в стране Вечных Туманов, Королевстве Мертвых. Митра видит — здешние боги мне гораздо милее.
— Успокойся, Конан, ты ведь навсегда покинул свою Киммерию. Твое королевство — здесь, — улыбаясь, сказал Просперо. — Ну вот, мне пора отправляться. На пиру у Нумы я выпью за твое здоровье кубок самого лучшего белого вина.
— Ладно, — пробурчал король. — Но не целуй от моего имени танцовщиц Нумы — испортишь все межгосударственные отношения.
Весело рассмеявшись, Просперо вышел из зала.
3

В катакомбах пирамид
Сет Великий молча спит.
А в тени границ живет
Проклятый его народ.
Сету шлет свои моленья
Без надежд на утоленье,
Жажды просто жить, как все.
Тщетно!
Там во всей красе,
В катакомбах пирамид,
Сет Великий молча спит.
«Дорога Королей»
Солнце, прячась за горизонтом, на несколько минут залило сияющим золотом зеленый и туманно-голубой лес. Его потухшие уже лучи все еще отражались в звеньях толстой золотой цепи, нервно подрагивавшей в потных пухлых руках Диона Атталусского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10