Вокруг нее вода и над ней вода. Сколько солнца-света, столько воды и воздуха. Один океан окружает со всех сторон землю, другой плавает в воздухе. Этот другой – дождевой океан-море. А уж за тем морем – голубое царство солнца, луны, звезд, его-то и называют островом Буяном. Там не бывает стужи, там вечная благодать, текут медовые и молочные реки, а по берегам тех рек неувядающие сады, среди садов вечнозеленые луга. Чего только нет в тех садах. Яблоки только золотые. А уж птиц, боже ты мой! Так щебечут, так поют, что и рассказать нельзя. Боги наделили тот благословенный остров самым чистым на свете воздухом, водами животворными. Там, внучек, небесная криница, та, в которой самая чистая и самая вкусная вода на всем белом свете, из нее берут начало все небесные реки и наполняют животворными водами Мировой океан. На том острове, на Буяне, растет мокрецкий дожденосный дуб, зимуют все земные птицы. Не из бездны подземельной прилетают, из Вырая прилетают они весной и приносят в клювиках семена всяких растений – тех, что плодоносят в поле, и тех, что растут в лесу, на лугу или в саду.
– А челядница говорила, что семена ветры приносят.
– И ветры, голубь мой, а как же. Там, в поднебесье, живет великан-птица Стратим. Она и поднимает своими крыльями буйные ветры, а ветры, проносясь мимо острова Буяна, подхватывают семена и несут их на землю. А то откуда бы взяться на земле, такому множеству цветов, трав, деревьев… А еще хочу сказать тебе, соколик мой ясный, – погладила старая Доброгнева внука и почему-то перешла на шепот, – что там, на острове Буяне, возле небесной криницы стоит золотой дворец. И живет в том дворце царь-девица Золотая Коса, Ненаглядная Краса. У изголовья золотого ложа царь-девицы бьет источник живой воды. Когда дева слышит, что кто-то из землян молит ее о помощи, она протягивает руку и бросает воду на землю, а уж на земле вода найдет кого следует. Вот и не ленись, внучек, ходи со мной на утренние и вечерние росы, смотри своими глазоньками на солнышко ясное, когда оно всходит и когда заходит. Не гляди на него, если бывает оно в пышном сиянии, а на земле нет росы. И подстережешь счастливый час, а в нем – счастливое мгновение, то, которое незрячего делает зрячим. Согласен ли на это?
– Я на все согласен, бабуся, согласен, лишь бы прозреть.
– На том и порешим. Пусть будет благословен этот час, пусть будет благословен наш договор.
XIV
Заря вечерняя, советчица обездоленных. Ты одна видишь и знаешь, какая печаль точит сердце Миловидки, сосет из него кровь, словно пиявка, которая живет на болотах. И тепло, и уютно, и приветливо в доме Божейки, в той светлице, что предназначалась, говорят, для молодоженов, и вместе с тем так горько. Так горько, заря ясная, что нет ни сна, ни покоя. И противится Миловида своей печали, а одолеть не может. Почему так случилось? Почему? Они же с Божейкой так любили друг дружку и хотели быть вместе… И все бы свершилось, если бы не горе, которое свалилось в ночь на Ярилу. Жили бы здесь, в этом доме, какая радость и для них, и для родителей. Божейко голубком летал бы вокруг нее, и она не скупилась бы на ласку и любовь. Давно бы дитя под сердцем носила, и расцветала бы от счастья, которое ее переполняло, и делилась бы им со всеми! Светелочку эту вымыла бы до блеска, украсила цветами, расписала голубочками, что живут парами, вьют свое гнездышко для своих деток. Все бы Божейкино подворье, а то и всю весь приукрасила и развеселила, такая уж уродилась, что всех ей хотелось обнять и согреть своим сердцем. Если бы мир этот не был таким злым и коварным… Ой, боженьки! Если бы не таким! Пленил ее голубка, да и завез в чужие края, к подлым и жадным на солиды людям. И тем самым и на нее надел вериги. Такие тяжелые и такие безнадежно тоскливые, что хоть руки на себя накладывай. Потому что это мука адская: жить под кровом лада своего и не видеть его.
До глубокой ночи не спала Миловида, все думала думу горькую и плакала безутешно. А потом так и сказала себе: «Не уживусь я здесь. Ей-богу, не уживусь! Одолеет меня печаль-тоска и погонит прочь. Только вот куда? Снова к тетке в Выпал или к князю? Нет, нет! – испугалась Миловида этой мысли и поспешила убедить себя: – Это так тоскливо потому, что одна ночую в клети. Завтра попрошу маму Божейки, чтобы разрешила ночевать со мной и его сестричкам».
Воспоминание о хозяйке дома утешает и приглушает сердечную боль. Никто на всем белом свете не относится с такой добротой к Миловиде. Так и сказала хозяйка Миловиде, когда она во второй раз пришла из Выпала: «Живи у нас, дитя, и будь нашей. Ничего, что нет с нами Божейки, главное, он жив, вот и дожидайся его. Меня зови мамой, отца – отцом, сестричек Божейки – сестричками. Было бы, конечно, лучше, если бы счастье и кровь соединяли нас. Но что поделаешь: те, кого соединяет горе, тоже родня».
На что надеется старая, только ей и ведомо это. А может, и не знает, может, просто сердце велит: будет при ней Миловидка, будет и надежда, что возвратится сын. И добра она с ней, и ласкова: «Ты такая пригожая, такая милая, смотрю на тебя, и рана меньше болит. Каким бы счастливым был Божейко, если бы ты стала его женой, и какой он трижды несчастный, что не муж тебе!»
Вздыхает тяжко и сдерживает, как может, боль. Не хочет причинять лишнее горе дочке, оберегает ее. Все время делает так, чтобы Миловида была рядом: работает ли во дворе, в доме, идет ли в лес, на люди, берет с собой и Миловидку. Да еще приговаривает: «Это моя любимая доченька, лада Божейки».
Поэтому и не отказала Миловиде, когда та попросила, чтобы не оставляла ее одну на ночь, только удивилась:
– Так ведь эти цокотухи не дадут спать, замучают разговорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152