Съемочные дни были суетливыми и бестолковыми. Так всегда бывает во время официозных съемок. Толпы журналистов носились по Москве, отлавливая то Лукашенко, то еще кого-нибудь, не менее влиятельного. Саша, как и все остальные репортеры, измотанный постоянным тоскливым ожиданием пресс-конференций и церемоний официального фотографирования, не забывал ежедневно названивать господам Зотову и Поливанову.
С Игорем Ивановичем Поливановым не повезло сразу и окончательно. Секретарь депутата Думы от Новгорода и по совместительству обладательница приятного голоса предельно корректно, не придерешься, разъяснила корреспонденту «Петербургских новостей», что ее многоуважаемый босс уехал повидаться с избирателями и вернется через недельку, не раньше. Саша засомневался – в новой Думе кипел очередной парламентский скандал, разгорелись страсти, как это господин Поливанов покинул коллег-законодателей в такой острый момент? Вышколенная девица поблагодарила представителя прессы за интерес, проявленный к господину Поливанову, а заодно посоветовала больше думать о качестве телевизионного вещания и меньше – о проблемах парламентского регламента.
Дозвониться до Якова Сергеевича Зотова Саша не мог в течение двух суток. Он звонил упорно и настойчиво, в разное время, и в шесть утра, и в одиннадцать вечера. Ответом ему были долгие заунывные гудки. Последний раз он позвонил наудачу из холла гостиницы – в номерах, отведенных Российским телевидением петербургским гостям, телефонов не было. Позвонил в три часа ночи, машинально, почти по привычке. Ответил депутат Зотов лично. Беседа получилась сюрреалистическая.
Сначала Саша от неожиданности молчал в течение долгой минуты, потом задал умнейший в данных обстоятельствах вопрос:
– Это вы, Яков Сергеевич?
Думец Зотов тоже блеснул интеллектом:
– А кого вам надо?
– Это Александр Маневич, корреспондент…
– Ах, Маневич, как же, как же, помню такого… – Тон депутата Саше не понравился, сарказм не шел важному и велеречивому думцу-политологу.
– Я у вас интервью брал… – Саша опять не успел закончить фразу.
– Я за свою жизнь раздал сотни интервью…
– Мне бы хотелось с вами встретиться, чтобы…
– Я не уверен, что располагаю временем для бесед с журналистами, – опять перебил его Зотов.
– Я имел в виду нашу последнюю встречу, хотелось бы кое-что уточнить…
– Что уточнить, что?! – вдруг взвизгнул Яков Сергеевич.
Саша от неожиданности чуть не уронил трубку. Впрочем, собеседник его немедленно взял себя в руки и на три тона ниже спросил:
– Вы откуда звоните?
– Из гостиницы Российского телевидения.
– Наше интервью в эфире было?
– Пока нет. – Саша приготовился оправдываться: политические деятели полагают, что их откровения должны запускаться в народ немедленно. – Надо кое-что уточнить, я бы подъехал с оператором и…
– Я же сказал, времени для интервью у меня нет…
– Почему? Я не могу без уточнений выпустить в эфир прошлую запись.
– Тогда не выдавайте… – охотно согласился Зотов.
Саша даже растерялся, столкнувшись с дивом дивным, чудом чудным в виде политика, вдруг разлюбившего шорох газетных страниц, заполненных его статьями, и шуршание пленок с записями его интервью.
– Как же так, ведь вы…
– Вот что, молодой человек, подъезжайте завтра к шести вечера на Гоголевский бульвар.
– А как туда добраться?
Саша, подобно большинству петербуржцев, вернее, петербургских журналистов, конечно, знал Москву, но в общих чертах: там Кремль, здесь Белый дом, тут Дума, а чуть дальше Останкино.
– Ах да, вы же приезжий, – сердито буркнул депутат Думы от Петербурга, – тогда на Тверском. Знаете, где Пушкин?
Где Пушкин, Саша знал, и даже знал, как туда добраться от Третьей улицы Ямского поля, на которой стоит Российское телевидение и прикрепленная к нему телевизионная гостиница.
– Хорошо, в шесть, – безропотно согласился он и, изрядно озадаченный, повесил трубку.
Депутат Зотов переродился, стал другим от кончиков ногтей до глубин подсознания. Излечился от мании величия и синдрома приобретенной чрезмерной болтливости. Почему? Ответ на этот вопрос Саша надеялся получить при встрече.
В условленное время Саша Маневич стоял у грустного Пушкина и оглядывался по сторонам. Он приехал на пятнадцать минут раньше срока. Он ждал уже полчаса. Вокруг памятника было много людей – парни искали глазами подруг, назначивших здесь свидание, средних лет одинокие дамочки парами проходили в сторону кинотеатра, мимо по Тверской шлялись девы с профессиональными лицами, вышагивали степенные командированные, бузила молодежь. Депутата Зотова не было. Тоже странно. Раньше журналисты ценили его еще и за пунктуальность.
– Добрый вечер. – От этого тихого приветствия Саша вздрогнул, будто от выстрела базуки.
Он обернулся и вздрогнул еще раз. Депутат и впрямь изменился почти до неузнаваемости. То есть все было прежним – и окладистая борода тороватого купчины, и кепка-лужковка, и стрижка «а ля рюсс», почти под горшок, и клетчатое пальто. Но… борода уже не лоснилась, волосы торчали перьями, пальто висело мешком, глаза, раньше уверенно смотревшие в будущее, теперь были скрыты близоруким прищуром. Нынешний Яков Сергеевич Зотов походил на безработного мэнээса, а не на преуспевающего демагога.
– Здравствуйте, Яков Сергеевич. Я и не заметил, как вы подошли. Прямо как агент какой подкрались.
– Не понимаю, не понимаю ваши шутки, – поморщился депутат.
Вот и чувство юмора куда-то пропало, и рефлексы не политические, а заячьи… Просто другой человек. Но Саша не сомневался: перед ним именно Яков Сергеевич, он столько раз видел его и в жизни, и на экране, что сомнений просто быть не могло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115