Уже мгновение спустя карусель в людном парке показалась бы Барри Глиддену вполне уединенным местом.
Перед самым мгновением наивысшего торжества Барри Глидден почувствовал у себя на спине каблук чьего-то ботинка.
— Барри. Где Рубин? Я ищу Рубина.
— Одну секундочку, Беатрис, — отозвался адвокат. — Всего одну секундочку.
— У меня нет этой секундочки, — отрезала Беатрис.
— Всего одну. Всего лишь одну!
— Тебе обязательно надо заниматься этим именно здесь?
— Да. О да! Мне обязательно это надо, и я это делаю. Барри не хотел прекращать свое занятие. Если бы в этот момент к его виску поднесли пистолет, единственная мысль, которая его бы занимала в этот момент, была бы такая: успею я кончить до смерти?
Он слышал, как Беатрис что-то делает возле бара, а потом — это стало для него сильнейшим шоком, вроде землетрясения, — он почувствовал, как ведерко ледяной воды выплеснулось ему на спину.
— Пошли наверх, — приказала Беатрис. — У нас много работы.
— Рубин говорит, она очень сильная женщина, — сказала фея из бара.
— Ага, — согласился Барри.
Иногда даже проект по строительству тысячи коттеджей не стоил того, чтобы ради него работать на Доломо.
В огромном конференц-зале в южной части здания, где супруги Доломо часто проводили совещания с руководителями своих подразделений, Беатрис выглядела почти счастливой.
Барри вытер себя бумажными полотенцами.
— Мне нужна правда. Если оценивать в баллах от одного до десяти, то каковы наши шансы выиграть дело в апелляционном суде?
— Мы по-прежнему можем признать свою вину в деле о мошенничестве.
— Я тебя не об этом спрашиваю.
— Никаких шансов.
— Тогда, — угрожающе произнесла Беатрис Доломо, — мы начинаем играть жестко.
— А аллигаторы в бассейнах и угрозы президенту — это что, значит играть мягко?
— Я хочу сказать, что мы будем фехтовать без наконечников на рапирах, Барри.
— За такое фехтование людей отправляют в газовые камеры, Беатрис. Почему бы не сократить себе расходы и убытки и не спастись бегством? У вас по-прежнему уйма денег, особенно если вы продадите это поместье, в котором вам теперь нет особой нужды. Попробуйте оценить преимущества реальных денег — если вы продадите поместье, то сможете до конца своих дней избавиться от угрозы тюремного заключения. Никакой больше религии, просто чудесная, мирная, хорошо обеспеченная пенсия.
— Два-три года такой жизни, и что дальше, Барри? Нет, никаких компромиссов. Я не затем выбралась из грязного вонючего чердака и вытащила за собой Рубина, чтобы так легко сдаваться. Ты что, думаешь, Рубин — великий гений? Он был всего-навсего бездарным писателем-фантастом. Одним из многих. Он верил в Братство Сильных. Он пытался помочь людям, когда его основал. Можешь ты это понять? Он на самом деле верил, что люди могут избавиться от головной боли, если сумеют отыскать в своей жизни такой момент, память о котором так крепко вцепилась в них, что они не могут от нее избавиться. Мне пришлось осадить его, когда он начал лечить рак, а то бы его пациенты представили нам такой счет, что нам бы с ними никогда не расплатиться. Нет, мистер Глидден, я не собираюсь подавать никаких ходатайств.
— Так что же вы собираетесь делать?
— Идти дальше — вперед и вперед.
— Вы уже пытались убить журналиста и угрожали президенту. Куда еще дальше?
— Если ваши угрозы не осуществляются, то вам никто не будет верить, — заявила Беатрис.
Сегодня губы у нее были накрашены фиолетовой помадой, а на веках лежали фиолетовые тени. На ней была белая крестьянская блузка с вышитыми цветами. Она была похожа на, пожилую женщину, потерявшую собственную одежду и одолжившую наряд у своей двенадцатилетней дочери.
Барри прекрасно понимал, почему Беатрис одевается так скверно. Просто ни у кого не хватало мужества объяснить ей, как ужасно она выглядит.
Беатрис посмотрела на часы.
— Мы не можем ждать вечно, — сказала она, подошла к двери и визгливо крикнула в коридор: — Приведите Рубина! Нам надоело его искать.
— Он пишет юбилейную речь, с которой он обратится к преданным, — донесся в ответ мужской голос. Голос принадлежал кому-то из телохранителей.
— Пусть воспользуется прошлогодней. Скажите ему, пусть воспользуется прошлогодней! — проорала миссис Доломо.
— Он говорит, так нельзя. Это новая речь, в ней он будет говорить о преследовании праведников.
— Дай ему пинка под зад и преследуй до тех пор, пока не добежит до конференц-зала! — крикнула миссис Доломо и вернулась к столу, за которым сидел Барри Глидден, отчаянно пытавшийся придумать, как бы ему половчее порвать отношения со своими клиентами. Он знал, что надвигается.
— Барри, мы хотим заставить президента заплатить за это. Мы хотим заставить Америку заплатить за это. Вердикт о нашей виновности был навязан этой продажной судебной системе с самого верха. Всю свою жизнь я питала слишком большое уважение к властям. Так вот, Барри, отныне этому настал конец. Президент уйдет. Начнем с самого верха.
— Миссис Доломо, как член коллегии адвокатов я не имею право слушать подобные речи, не сообщая об этом властям. Я юрист, я приносил клятву. Поэтому я хотел бы вам посоветовать держать подобные планы при себе. Я остаюсь в стороне.
— Вы не в стороне, вы — в самой гуще, Барри, — заявила миссис Доломо.
— Я плохо разбираюсь в подобных делах. Я всего лишь юрист.
— Научишься. Рубин!
— Он сейчас придет, миссис Доломо, — отозвался телохранитель.
Кто-то семенил по коридору. Оказалось, это Рубин. Он вошел в зал. Сигарета свисала у него изо рта как раз под таким углом, чтобы из глаз потекли слезы. Он не брился два дня и был одет в банный халат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90