Когда Римо только начинал учиться основам боевого искусства, которого не знал до этого никто за пределами корейской деревни Синанджу, где родился и вырос Чиун, ему была доверена тайна о возникновении и мира, и населяющих его народов.
Римо хорошо помнил эту историю.
– Когда Бог решил создать человека, – тихо говорил Чиун, – то взял кусок глины и положил его в печь. Через какое-то время вынул и сказал. «Эта глина никуда не годится. Я создал белого человека». Потом Бог взял другой кусок глины и вновь положил в печь. Но чтобы исправить ошибку, решил подержать его подольше. Через какое-то время вынул его, рассмотрел и сказал: «О, я ошибся опять. Я передержал глину в печи. Я создал черного человека». После этого он долго выбирал новый кусок, делал это заботливо и с любовью. Наконец выбрал самый лучший и положил в печь. Через какое-то время вынул глину и сказал: «Это именно то, чего я хотел. Я создал желтого человека». От радости за успех Бог дал ему разум. Китайцам он дал похоть и бесчестность. Японцам – высокомерие и жадность. А корейцам – храбрость, честность, организованность, великодушие и мудрость. Получилось слишком много добродетелей. И тогда Бог сказал: «Я дам им еще бедность и завоевателей, что немного уравняет их с другими народами. Они воистину совершенные люди, я очень доволен своей работой». Так сказал Господь!
В то время Римо еще не совсем оправился от казни на электрическом стуле и слушал вполуха, но суть урока уловил.
– Ты ведь кореец, правда? – спросил он Чиуна.
– Да, – улыбнулся Чиун. – Как ты узнал об этом?
– Догадался.
Урок истории повторялся потом в самых разных вариантах много раз. Однажды, когда Римо безукоризненно выполнил одно особенно трудное упражнение, Чиун забылся и похвалил его: «Отлично!»
– Ты сказал «отлично», папочка?! – спросил приятно удивленный Римо.
– Да, для белого человека, – уточнил Чиун, – а для корейца «хорошо».
– Дьявол! – воскликнул тогда Римо. – Я же знаю, что смогу победить, пожалуй, любого корейца… Любого, кроме тебя, учитель.
– Сколько же корейцев знаешь ты, о, громко кричащий американский белый человек? – спросил Чиун тихо, и его глаза превратились в янтарные щелки.
– Ну, только тебя.
– И ты можешь победить меня?
– Тебя, наверное, нет.
– Наверное? Почему бы не попробовать?
– Не хочу.
– Ты что, боишься сделать мне больно?
– Высморкайся через уши!
– Вот вам образчик чисто американской логики, – произнес тогда Чиун. – Он, видите ли, уверен, что может победить любого корейца, кроме одного, хотя в глаза только этого одного и видел. А в благодарность за усилия сделать хоть что-то из него, куска недопеченной глины, слышишь разные гадости. Какая неблагодарность!
– Прости меня, папочка.
– Чтобы не просить прощения после – лучше просить его до! Тогда ты будешь человеком, который использует свой разум, чтобы строить дорогу, а не ремонтировать ее.
Римо низко поклонился учителю, а тот сказал:
– Ты можешь победить любого корейца, кроме, разве, одного.
– Спасибо, папочка!
– За что ты благодаришь меня? Я говорил о своем мастерстве. Оно действительно так велико, что я могу поделиться им даже с белым человеком. Я принимаю твое восхищение, но не твою благодарность.
– Я всегда восхищался тобой, папочка.
Чиун тогда впервые поклонился ему не как учитель ученику, а как равный равному.
Римо никогда не говорил Чиуну, что знает об истинном его отношении к нему, «белому ученику». Однажды Чиун спас его от китайских заговорщиков. Он нашел Римо умирающим и, конечно, не думал, что его гаснущее сознание уловит крик: «Где мой сын, которого я сотворил своим сердцем, своим разумом и своей волей? Где он?» Римо не вспоминал об этом, чтобы не ставить Чиуна в неловкое положение. Учитель проговорился, что думает о нем, как о корейце.
Римо взял телефонную трубку, когда Чиун начал распаковываться. Он много раз наблюдал эту церемонию. Первыми на свет появились магнитофоны, а потом из складок роскошного цвета золота кимоно было извлечено самое дорогое: кассеты с «Кромкой утренней зари» и серией «Пока Земля вертится». Чиун не доверял видеопленки багажу, который может пропасть, и возил их при себе, чаще всего в потайных карманах просторного кимоно.
Включив видеомагнитофон, он устроился на одном из сундуков, заблокировавших все двери в комнатах, и стал сосредоточенно смотреть, как Лаура Уэйд делилась с Брентом Уайтом своими опасениями по поводу здоровья знаменитого физика-ядерщика Ланса Рекса, который, по ее мнению, мог сойти с ума, если бы узнал, что обожаемая им Трисия Боннекат действительно любила герцога Понсонби, только что унаследовавшего главные фабрики по производству шелка и переработке лосося в Малвилле.
– Семьсот сорок четыре, – ответила трубка голосом Смита.
– Открытая линия, – сказал Римо.
– Да, конечно. Вы читали в газетах о нашем друге в библиотеке?
– Да.
– Он был частью этого, – произнес Смит, понизив голос, и добавил: – Вам нужен отдых. Очень хорошее место для этого – Центр по изучению подсознания, примерно в пятидесяти милях от Балтимора. Поезжайте и отдохните как следует. Зарегистрируйтесь как пациент. Я думаю, они будут рады принять на отдых господина Дональдсона.
– На чем нужно сосредоточиться?
– Направление выбирайте сами.
Римо недовольно буркнул и положил трубку.
Самому выбирать направление – это означало, что Римо должен стать на время мишенью, потом проследить весь путь от момента атаки до ее источника и уничтожить источник. При таком варианте велика опасность оказаться убитым раньше, чем убьешь сам. К тому же открытая линия связи в Вашингтоне, округ Колумбия, не худший способ «засветиться» и привлечь внимание к своей персоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52