Разве люди, обсуждающие обеденное меню, могут представлять опасность?
— Что Галлахан привез на обед? — спросил кто-то.
— Похоже, ирландское рагу, — был ответ.
— Все лучше, чем вчерашняя кошерная еда.
— А мне нравятся французы. Во французах есть тонкость?
— Только после ванны....
— Значит, французами тебе придется довольствоваться только два раза в год.
— А мне ежедневно подавай темное мясо.
— Оно ничем не сочнее белого...
— Нет ничего лучше грудки белой англо-саксонки, протестантки — БАСП.
Миссис Тьюмалти улыбалась. Она никогда не слышала про блюдо «грудка БАСП», но не сомневалась, что это вкуснятина в растопленном масле, без чеснока, из тех, что превращают человека в сексуального маньяка, если лакомиться ими регулярно.
Потом она увидела, как агент Галлахан отвесил женщине с роскошными формами поклон. Это был обыкновенный поклон, но в конце он подобострастно подставил ей шею.
Она удивилась такой покорности со стороны парня из Керри с ясными голубыми глазами, чей перебитый нос свидетельствовал, что его обладатель не отступал в свое время даже перед увесистым кулаком.
Он направился к ней, остальные встали кругом. Миссис Тьюмалти не сомневалась, что перед ней переодетые агенты, потому что у агентов в телепередаче об ограблении банка африканцами тоже были лучезарные башмаки, аккуратные костюмы и желтые плащи, а агенты в реальной жизни одеваются точно так же, как по телевизору.
Парень из Керри положил руку ей на плечо. Он улыбнулся, и миссис Тьюмалти улыбнулась ему в ответ. Парень из Керри опустил голову. Боже правый, что он делает?
Миссис Тьюмалти почувствовала у себя на груди его жесткие губы. Нет, парни из Керри так себя не ведут. Скорее, перед ней развратник-иностранец в гриме. Внезапно ее пронзила страшная боль. Колени подогнулись, дыхание прервалось.
Ее рвали на части, но она как бы наблюдала за этим со стороны. У нее было такое чувство, словно она спускается в огромную черную пещеру, заходит все глубже, в кромешную тьму. Это походило на ту тьму, из которой она вышла очень, очень давно. До нее донесся голос ее матери: мать наказывала ей не задерживаться...
В пещере она видела сон. Ей снилось, что она покидает собственное тело. Над ее телом стоял парень из Керри с испачканным кровью лицом; все остальные тоже насыщались ее старым, усталым телом, и лица у них были в крови, как у каннибалов. Блондинка с грудями присоединилась к едокам.
Миссис Тьюмалти возвращалась домой, к маме.
«Тут будут только люди из Керри? — спросила она мать. — Нет, дорогая, всякие. — Вот и хорошо, — сказала миссис Тьюмалти во сне».
Теперь, когда утратила значение плоть, происхождение добрых людей, с которыми ей предстояло встретиться, тоже не имело никакого значения. Они будут просто добрыми людьми. Все остальное было отныне неважно.
Когда лакомые кусочки ее тела были объедены до костей, кости вылизаны, а остальное — связки и сухожилия — брошено в зеленый мусорный бак, Шийла Файнберг обратилась к своей стае, занятой облизыванием морд.
— Джим нашел нужного мне самца человека. Я рожу от него, и наш вид возвысится благодаря гибридизации. Этот мужчина — лучший в своем виде, он даже сильнее нас. Джим его нашел. Однако поймать его будет нелегким делом.
— А мы его съедим? Ну, когда ты получишь его сперму?
Вопрос был задан бухгалтером из крупной страховой компании, который сейчас обсасывал ноготь. Чужой.
— Возможно, — ответила Шийла. — Но он — лучший среди людей. Даже поймать его будет очень непросто.
Галлахана осенило.
— Вдруг он — не просто человек? Вдруг он получен в результате эксперимента, как ты?
Шийла покачала головой.
— Нет. Я в курсе всех экспериментов. Такого никто никогда не делал.
— А в другой стране? — не унимался Галлахан. — Вдруг его сделали коммунисты, а он сбежал?
— Нет. Мы — единственные в своем роде.
На какое-то время на складе воцарилась печаль. Души присутствующих остались непоколебленными, однако до них словно донеслось эхо того, чего не будет никогда. Все молчали.
— Эй, друзья! — вспомнил Галлахан. — В четыре утра во дворе на Альфред-стрит нас ждет итальянский ужин. Парня зовут Жирдяй Тони. Уж очень хорош, с жирком!
Сообщение было встречено одобрительным смехом. Шийла сказала, что четыре часа утра — самое правильное время для охоты на человека.
— А как насчет китайца? — спросил бухгалтер.
Это вызвало новые шутки: откуда он — из Кантона или из Шанхая, ведь это разные китайские кухни. Однако Шийла, у которой было больше, чем у остальных, опыта как у особи нового вида, уловила в себе сильнейшее из чувств, доступных зверю.
Этим чувством был страх.
Инстинкт подсказывал Шийле, что человек, тонкокожее существо с дряблыми мускулами, человек прямоходящий, отличающийся медлительностью, живущий стаями и занимающийся строительством именно для того, чтобы оградить свою худосочность, стал властелином мира не по случайности, а благодаря своему превосходству.
Да, Шийла могла напасть со своей стаей на отдельную особь, но отдельные особи всегда подвержены нападению. Разве самки человека не слабее самцов? И дети до пятнадцати лет. Человек, переваливший через сорокалетний рубеж, начинает утрачивать даже прежнюю силу.
Однако люди правят миром, а звери сидят в клетках, чем доставляют удовольствие зевакам.
Нет, старик опасен. Все не так просто, как кажется Галлахану.
По какой-то причине — Шийла объясняла это инстинктом, унаследованным от тигра-людоеда, — она опасалась тщедушного старичка-азиата даже больше, чем молодого мужчину. Галлахан передал слова съеденной Тьюмалти о том, что азиат очень стар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48