А может, и о двадцати.Ансельмо содрогнулся, представив себе будущий урожай смертей. Даже тугие мозги Мирона отметили некое мерцание грядущего ужаса.— Поэтому мы хотим знать, — продолжала Глория, — какую долю вы берете себе.— Нам заплатили.— Я говорю об ответственности за взрыв бомбы.— Чего? — хором спросили эти двое.— Ответственность. У нас тут будет тысяч двадцать убитых. Кто возьмет на себя ответственность за это?— Вы хотите сказать — вину?— Это отсталый взгляд. Я говорю об ответственности за революционный подвиг. Известность.— Если не возражаешь, девуня, можешь всю ответственность взять себе, — ответил Ансельмо.— Мы можем взамен предложить вам кое-что. Например, мы заявим, что вы нам помогали. Но главное дело — наше. СОВ берет на себя полную ответственность за этот акт.— Девуня, о нас не стоит даже упоминать.— Вы уверены? Мы тут можем получить целых двадцать тысяч убитых. И вы совсем не хотите быть причастными к такому событию?— Нет, нет. Тут все в порядке, — ответил Мирон. — Собственно, о нас вообще не упоминайте. Нигде. И никогда. Ни в коем случае.— Это так бескорыстно с вашей стороны, — заявила Глория. — Натан, мне нравятся эти люди.— Но тогда почему они вообще это делают? — спросил Натан. Он посмотрел на Ансельмо. — Если вы не хотите взять на себя ответственность, зачем вам было красть бомбу? К чему такие хлопоты?— Малыш, нам заплатили, — ответил Ансельмо.— Вы это делаете ради денег?— Чертовски верное замечание.— Чего ради так напрягаться ради денег? Я хочу сказать, а где ваши папы? — спросил Натан.Мирон и Ансельмо переглянулись.— Натан имеет в виду, что вы могли бы взять деньги у ваших родителей, — пояснила Глория.— Ну, вы не знаете наших папочек, — ответил Мирон.— Неважно. Вы совершенно уверены, что не хотели бы такого заявления «им помогали», а потом ваши имена?— Нет. Мы ничего не хотим, — подтвердил Мирон.— И уж позаботьтесь, — добавил Ансельмо, — чтобы эта штука не взорвалась, пока мы вам не скажем, идет?— Возможно, мы не совсем понимаем ваши побуждения, но я хочу, чтобы вы знали: я солидарен с вами. Мы все участвуем в общей борьбе, — произнес Натан.— Конечно. Только не взрывайте эту штуку, пока мы не скажем. Глава десятая — Мы снова должны сидеть в этой мышиной клетке? — спросил Чиун.— Прости, папочка, — ответил Римо. — Но мы должны остаться, пока не выясним, что происходит в этих лабораториях.— Как легко ты это говоришь, жирное белое создание. На твоем теле наросло столько жира, что тебе удобно спится даже на жестком полу. Но я? Я так нежен. Мое хрупкое тело требует настоящего отдыха.— Ты так же хрупок, как гранит, — отозвался Римо.— Не волнуйтесь, Чиун, — сказала Дара Вортингтон.— Вам известно, что я обречен всю жизнь провести с ним, и вы советуете мне не волноваться? — спросил Чиун.— Нет, дело в том, что в лабораторном комплексе у нас есть жилые комнаты. Я велю приготовить одну из них для вас. Это настоящая спальня. И для вас тоже найдется, — добавила она, обращаясь к Римо.— Настоящая спальня? — переспросил Чиун и Дара кивнула.— С телевизором?— Да.— А там будут одни из этих машин, что играют с пленок? — поинтересовался Чиун.— Собственно говоря, да.— А не могли бы вы раздобыть запись шоу-спектакля «Пока Земля вертится?» — спросил Чиун.— Боюсь, что нет, — ответила Дара. — Это шоу не идет уже лет десять.— Дикари, — заворчал Чиун по-корейски, обращаясь к Римо. — Вы, белые, все дикари и обыватели.— Она делает все, что может, Чиун, — тоже по-корейски ответил Римо. — Почему бы тебе просто-напросто не оставить всех в покое хоть ненадолго?Чиун выпрямился в полный рост.— Презренные слева ты говоришь, даже в твоих устах они звучат омерзительно, — сказал он по-корейски.— Я не думал, что уж настолько плохо, — отозвался Римо.— Я не стану говорить с тобой, пока ты не попросишь извинения.— Скорее ад замерзнет, — ответствовал Римо.— Что это за язык? — спросила Дара. — О чем вы говорите?— Это был настоящий язык, — ответил Чиун. — А не то собачье тявканье, которое называют языком в этой гнусной стране.— Просто Чиун поблагодарил вас за предложенную спальню, — пояснил Римо.— Всегда рада помочь, доктор Чиун, — сказала Дара, широко улыбаясь.Чиун снова по-корейски проворчал.— Эта женщина слишком глупа даже для того, чтобы почувствовать себя оскорбленной. Как и все белые.— Ты ко мне обращаешься? — поинтересовался Римо.Чиун сложил руки и повернулся к Римо спиной.— Палкой и камнем мне можно перешибить кости, но если на меня не обращают внимания — это не болит, — заметил Римо.— Перестаньте издеваться над этим милым человеком, — упрекнула его Дара.Она разместила их в соседних комнатах в одном из крыльев здания МОЗСХО.Римо лежал на спине на маленькой раскладушке и смотрел в потолок, когда в дверь тихо постучали.Он откликнулся, и вошла Дара.— Я просто хотела убедиться, что вам удобно, — сказала она.— Просто великолепно.Она прошла в комнату, поначалу немного смущаясь, но потом, когда Римо не возразил, более решительно подошла к его кровати и села на стоявший рядом стул.— Кажется, я все еще чувствую себя разбитой после бурных событий нынешнего дня, — сказала Дара. — Они были славными, но и страшными тоже.— Знаю, — сказал Римо. — Я тоже всегда так себя чувствую после трансатлантических перелетов.— Да я не об этом, — сказала она. И наклонилась к Римо. — Я имею в виду то, что мы сотворили с жуком Унга. Славное было дело, и память о нем останется навсегда. Но потом, ох, эти несчастные люди, на которых напали обезьяны. Какой ужас!Римо ничего не ответил, и Дара приблизила свое лицо к нему так, чтобы взглянуть Римо прямо в глаза. Груди девушки касались его груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72