— И мне надо выяснить, как они действуют, чтобы мы смогли надежно от них защититься. Я смогу добиться многого — там, где одними мускулами мало чего удастся сделать.
— Правильно, — сказал, просияв, маршал Деня.
— Для меня это большая честь, товарищ маршал. — Она наклонилась и поцеловала его в грубоватую пухлую щеку, зная, что глубокий вырез платья дает маршалу возможность созерцать ее совершенную грудь. Она почувствовала, как рука Дени обхватила ее за талию, и игриво прижалась к маршальскому мундиру.
— Нам надо думать о работе, — прошептала она, выдав свою «восторженную» улыбку — оружие среднего радиуса действия, используемое ею для отказа от сексуальных домогательств или от второго кусочка торта.
Смеясь, она проводила его до двери. Конечно, будут проблемы. Ей ведь придется допустить к своему телу немало жаждущих мужчин, пока она не настигнет жертву. А это утомительно. Когда за маршалом Деней закрылась дверь, майор Крушенко спросила Людмилу, в чем дело, и сразу поняла, что надо собирать чемоданы.
— Их там перестреляли как рябчиков, а нам предстоит расхлебывать эту кашу, — сказала Людмила.
— Да-а? — отозвалась майор Крушенко, ничуть не удивившись.
— Деня попал в переплет, и мы теперь его главное стратегическое оружие, — сказала Людмила, с молодых ногтей разбиравшаяся в тайных политических интригах КГБ. У Дени была репутация человека, склонного преувеличивать свои возможности, и сейчас без мудрого Василивича, способного удержать его порывы, он, безусловно, отправил своих людей на верную гибель. Или в плен. Или еще что-нибудь в этом духе. Она терпеть не могла семейные дела. Как это все нудно!
Людмила сменила косметику, намазала тело маслом для загара и провела остаток дня в неге и блаженстве, оставаясь столь же неотразимой. Краснота начала понемногу пропадать. Она намеревалась стать Далилой для американского Самсона — кем бы он ни был.
А американский президент получил первое благоприятное известие из-за рубежа с момента капитуляции Японии во второй мировой войне. Русские карательные части, известные под кодовым наименованием «Треска», похоже, прекратили свои агрессивные действия в Западной Европе. Сообщение пришло от директора ЦРУ. Государственный секретарь стоял, переминаясь с ноги на ногу. Президент прочитал депешу и подождал, пока его личный врач покинет Овальный кабинет, и уж потом прокомментировал прочитанное.
Госсекретарь выразил надежду, что порез на президентском пальце очень скоро заживет.
— Да, — сказал президент, — правда, у этих одноразовых пластырей такие острые края, что, если неловко взяться, можно порезаться как о бритву.
— Но они не такие острые, как бумага, — заметил директор ЦРУ.
— Знаете, — сказал президент, — самые большие опасности подстерегают нас в привычной обстановке. Семьдесят процентов всех несчастных случаев происходит дома.
Госсекретарь с присущим ему тактом предусмотрительно и мудро решил не спрашивать президента, зачем тому понадобился одноразовый пластырь. Он заметил бутылочку мази от ожогов и тающий кубик льда в пепельнице и не пожелал услышать, что президент Соединенных Штатов Америки обжег палец о ледяной кубик.
— Ну, новости хорошие! — заявил президент, когда за врачом закрылась дверь.
— Нам пока неизвестно, по какой причине «Треска» в данный момент вышла из строя, но они, похоже, их здорово потрепали, — сказал директор ЦРУ.
— Кто? Англичане? Французы? — поинтересовался государственный секретарь.
Директор ЦРУ пожал плечами.
— Кто знает? Нам все равно ничего не скажут, пока не закончится это сенатское расследование. Кто нам теперь поверит?
— Джентльмены, — сказал президент, — это не англичане и не французы, но я не вправе сейчас говорить вам, кто или что это. Но как я говорил на последнем совещании, нам нужно было принять меры, и мы их приняли.
Госсекретарю захотелось выяснить подробности. Президент заметил, что ему нет никакой нужды это знать. И директору ЦРУ тоже.
— Кто бы это ни был, нам повезло, что они на нашей стороне, — сказал директор ЦРУ.
— И они будут на нашей стороне до тех пор, пока о них никто не знает. Спасибо, что пришли, джентльмены. Всего вам хорошего.
Президент чуть отклеил краешек пластыря от пальца, а затем посмотрел вслед уходящему государственному секретарю.
— Да, кстати, пожалуйста, попросите врача заглянуть ко мне, — попросил президент, пряча новый порез на другой руке.
В трехзвездном парижском отеле, известном своим комфортом и высоким уровнем обслуживания, Чиун размышлял о смерти их гостя, столь недолго с ними пробывшего, — того милого русского, Василия, с довольно странной фамилией.
Он знал, почему Римо убил приятного, учтивого молодого человека.
— Он же был генералом КГБ, папочка. Он был последним из убийц «Трески». Именно для этого нас и послал сюда Смитти.
Чиун медленно и величественно покачал головой. Его хилая бороденка едва шевельнулась с этим легким кивком.
— Нет. Возможно, Смит поверит в твое объяснение, но я-то знаю, какое счастье ты испытал от этого деяния.
— Счастье? — переспросил Римо. Он пошел проверить туалет. Ванна была глубже обычной американской ванны, и еще там был дополнительный унитаз, точь-в-точь как американский, с той лишь разницей, что он был оборудован двумя кранами и торчащей вверх металлической трубой. Это приспособление предназначалось для женщин. Отель назывался «Лютеция». Потолки здесь были высокие и платяные шкафы располагались не в стенных нишах, а стояли деревянными истуканами на ножках.
— Счастье? — повторил он.
— Счастье, — подтвердил Чиун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46