– А… пистолеты?
– Мы их забудем здесь. На меня иногда находят припадки непонятной рассеянности. Едем!
Офицер рассмеялся.
– А вы, видно, рубаха-парень?!
– Совершенно верно. Многие до вас тоже находили у меня поразительное сходство с этой частью туалета.
Оба среди оживленного разговора заехали по дороге в гастрономический магазин и купили вина, водки и закусок.
У Клинкова был трагический характер. Каждый час, каждую минуту он был кому-нибудь должен, и каждый час, каждую минуту ему приходилось выпутываться из самых тяжелых, критических обстоятельств.
Но занимал он деньги единолично, а ликвидировал свои запутанные дела, прибегая к живейшему участию Подходцева и Громова.
Отношений это не портило, тем более что Громов признавал Костю лучшим специалистом по съестному.
Это значило вот что:
Когда все трое сидели без копейки денег, не имея ни напитков, ни пропитания, ленивый Клинков долго крепился, а потом, махнув рукой, вставал с кровати, ворчал загадочное:
– Обождите!
Натягивал пальто и выходил из комнаты.
Последующие операции Клинкова усложнялись тем, что водка в бакалейных лавках не продавалась, а в казенных ее отпускали за наличный расчет.
Клинков по дороге заходил к соседу по номерам, какому-нибудь обдерганному студенту, и говорил ему крайне обязательно:
– Петров! Я, кстати, иду в лавку. Не купить ли вам четверку табаку.
– Да у меня есть еще немного.
– Тем лучше! Новый табак немного подсохнет. А? Право, куплю.
Студент долго, задумчиво глядел в окно, ворочая отяжелевшими от римского права мозгами, и отвечал:
– Пожалуй! Буду вам очень благодарен.
Клинков получал 45 копеек и, выйдя на улицу, непосредственно затем смело входил в дверь бакалейной лавочки на, углу.
– Здравствуйте, хозяйка! Позвольте-ка мне фунт колбасы и нарежьте ветчины!
Потом беззаботно опускался на какой-нибудь ящик и, оглядев лавку, сочувственно говорил:
– Магазинчик-то сырой, кажется!
– Какое там сырой! – подхватывала хозяйка. – Прямо со стен вода течет!
Клинков омрачался.
– Экие мерзавцы! Им бы только деньги за помещение брать! Небось три шкуры с вас дерет?
– И не говорите! 600 рублей в год.
– 600 рублей? Да ведь он разбойник. Ах, негодяй… 600 рублей… Каково?! Коробочку сардин, сударыня, и десяток яиц.
Рассеянный взгляд Клинкова падал на ребенка, хныкавшего на руках у хозяйки, и с Клинковым внезапно приключался истерический припадок любви к измызганному пищавшему малышу.
– Прехорошенький мальчишка! Ваш?
Хозяйка расплывалась в улыбке.
– Девочка. Моя.
– Учится?
– Помилуйте. Ей три года.
– Что вы говорите! Три года – а как двенадцать. Она, кажется, на вас похожа?
– Носик мой. А глазки папины.
– Совершенно верно. Ах ты, маленький поросеночек! Ну, иди ко мне на руки, а мама пока отрежет три фунта хлеба и даст четверку табаку. Она уже говорит?
– Да, уже почти все.
– Неслыханно! Это гениальный ребенок. Вырастешь, я тебя за генерала замуж отдам. Хочешь?
Тронутая хозяйка брала счеты и высчитывала, что с Клинкова приходится 3 рубля 30 копеек.
– Только-то? Детская сумма! Вот что, уважаемая… Вы отметьте сумму в книжечке, – я знаю, у вас есть такая, – а первого числа я уж, как следует, чистоганом! Мы тут же живем, у Щемилина.
Взор хозяйки омрачался, так как Клинков был ей лицом совершенно чуждым, но он строил такие забавные гримасы ее дочке и с таким простодушием просил, забирая покупки, «непременно передать поклон мужу», что она молча вздыхала и разворачивала книгу на конторке.
Купив затем на студентовы деньги водки, Клинков, торжествующий, возвращался в номера, вручал студенту табак и, получив от него теплую благодарность, насыщал принесенным вечно пустые желудки своих друзей.

Когда Подходцев и офицер вернулись обратно, то в квартире нашли четырех человек: Громова, Клинкова, Урываева и клинковского портного, всех – в очень удрученных, скорбных позах.
– Меня интересует, – говорил опечаленный Клинков, – почему я обещал вам именно сегодня и почему именно 8 рублей?
Громов заявил, что его это тоже интересует, портной сказал, что это его не интересует, а Урываев молча глядел на своего врага с тайным сочувствием.
Пришедшие стояли в дверях, когда Клинков машинально спросил:
– Громов! У тебя нет 8 рублей?
– Нет, – ответил Громов. – Урываев! У тебя нет 8 рублей?
– Да я все отдал, что были… А! Полководец! У тебя нет 8 рублей?
Офицер по-давешнему засуетился и, вынимая кошелек, сказал, будто бы в этом было неразрешимое затруднение:
– Да у меня все трехрублевки. Ничего?
– Очень печально! – строго сказал Урываев. – Нужно быть осмотрительнее в выборе средств к существованию. Впрочем, давай три штуки!
– Урываев! Не смей этого… то есть… не делайте этого, господин Урываев! – закричал смущенный Клинков.
– Идите, портной, – величественно сказал Урываев, вручая портному деньги. – На лишний рубль я обязую вас сшить одному из нас шелковую перевязку на руку или на голову.
– А как же с дуэлью? – лениво спросил Громов. – Я уже по телефону успел знакомого доктора пригласить.
– Да и у меня все сделано, – подхватил энергичный Подходцев, похлопывая рукой по сверткам.
– Пистолеты?
– Они самые.
– Странно, что они имеют бутылочную форму.
– Новая система. Казенного образца!
В дверь постучали, и перед обществом предстал доктор – сияющий дебютант на трудном медицинском поприще, – приятель Громова.
– Здравствуйте, господа. Ты меня серьезно приглашал, Громов?
– Совершенно серьезно.
– А где же больная?
Все онемели от изумления.
– Какая больная?
– Да ведь я специалист по женским болезням.
Взрыв хохота поколебал драпировки окон и вырвался на тихую улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40