На том берегу шукай казаков, щоб доставили тебя к сотнику Злови-Витру або самому батьке Голоте. Скажешь, что прислал бунчужный Данило, и передашь все, что знаешь о ворогах. Прощевай, друже, и гладкой тебе дорожки…Бунчужный проследил, как рыбак исчез в овраге, и огляделся. Сердюки и шведы были рядом. По-видимому, они имели приказ взять казаков живыми, потому что никто их них не стрелял. Еще немного—и среди деревьев разгорится рукопашная схватка. Тщательно прицеливаясь, бунчужный разрядил во врагов пистолеты, выхватил из ножен саблю, но умело брошенный аркан обвился вокруг шеи и повалил его на землю.— Крути им руки, хлопцы! — разнесся громкий голос полусотника Цыбули, командовавшего сердюками. — Да не сверните им впопыхах головы! Ставьте их рядком!Полусотник швырнул в ножны саблю, сбил на затылок шапку, медленно прошелся мимо троих захваченных в плен казаков. Остановившись против бунчужного, окинул его с головы до ног взглядом и хмуро уставился на носки своих сапог.— Ты старшой? — спросил он, теребя темляк сабли.— Я.— Из сотни Злови-Витра?— А ты угадай…— Нечего мне угадывать, казаче, и без того бачу. Скажи, а вправду ли с царским войском идет сам батько Голота?— Вправду. Сотни казаков слетелись под его руку, а новые тысячи поспешают со всей Украины. Та що не минует вас, псы-запродавцы, кара Божья и гнев народный. Падут они на ваши головы…Бунчужный говорил громко и отчетливо, смело глядя то в лицо Цыбули, то в толпу молча стоявших за его спиною сердюков. И под этим взглядом те опускали головы, отводили в сторону глаза. Внимая словам пленника, перестали стонать раненые, сложенные в ряд на обочине дороги. Цыбуля оторвал взгляд от сапог, настороженно скосил глаза на дюжину шведских кирасир, высящихся на конях рядом с ним, шагнул вплотную к бунчужному.— Не знаю тебя, казаче, но душа подсказывает, що молвишь правду. И коли можешь, прости нам невольный грех и кровь другов своих. Не по своему разумению и воле свершили мы сие черное дело, а по приказу полковника Тетери и под надзором собак-иноземцев, — кивнул он на шведов.— А свои голова и сердце у тебя есть? — с презрением спросил бунчужный. — Или продал все без остатку недругам Украины?— Есть, казаче, есть, — с непонятной усмешкой ответил полусотник. — А потому, друже, отправлю я сейчас тебя с хлопцами не к полковнику Розену, а на один хутор, который недалеко от нас. Там, у жинки моего побратима, переждете эти смутные дни, а когда шведы схлынут на тот берег, снова вернетесь к своим.Изумленный бунчужный провел рукой по шее, па которой горел багровый рубец от аркана, скользнул глазами по внимательно прислушивающимся к их разговору кирасирам. Полусотник перехватил взгляд.— Не страшись… Они по-нашему разумеют так же, как моя кобыла — по-турецки. Господи, прости…Резким движением Цыбуля вырвал мушкет из рук ближе всех стоявшего к нему сердюка, повернувшись, выстрелил в шведского офицера. Руки кирасира рванулись к оружию, но загремевшие казачьи выстрелы заставили их разделить участь своего командира.— Куренной, — обратился полусотник к одному из сердюков, — укладывай раненых и убитых на коней. Всех казаков, наших и Злови-Витра, отвезешь к батюшке Степану и схоронишь по православному обычаю, а шведов оставишь у Розена. Доложишь, что полегли в стычке, а из царского разъезда тоже не уцелел никто. А я тем часом махну на хутор.Бунчужный тронул Цыбулю за локоть.— Не гневись, друже, однако не по пути нам с тобой. С важной вестью скакали мы, а потому как можно скорее надобно быть у батьки Голоты. Помоги добраться к нему.Полусотник расправил роскошные усы, ковырнул носком сапога слой опавших листьев.— Не дело молвишь, казаче. Весь берег до самого Шклова шведы стерегут как зеницу ока. Даже нас к реке не подпускают. Идти туда — верная гибель. Скачем быстрей на хутор, а по пути, может, что-нибудь и придумаем. 4 — Здесь.Саксе натянул поводья, остановил жеребца. Тропа, по которой двигался за ним отряд шведов, переодетых в форму русских драгун, выбегала из заболоченной низины на широкую подковообразную поляну и здесь заканчивалась. Точно так, как исчезали на поляне еще несколько троп, что до этого причудливо петляли среди густой травы и низкорослого березняка, подступавших с запада и севера к поляне. С юга и востока к ней не вела ни одна тропа: там, насколько хватало глаз, расстилалось бескрайнее болотное царство, через которое не было пути ни пешему, ни конному. «Мертвая зыбь», «проклятое место» — так именовали эти болота окрестные крестьяне, к которым Саксе, представляясь русским офицером, обращался с расспросами. От одного из крестьян, прятавшегося с семьей в лесной землянке от шведов, капитан узнал самое для себя важное: болото огибала единственная в округе дорога, которой никак не минуть русским войскам, выдвигающимся навстречу Левенгаупту. Коли так, зачем рыскать в поисках царя Петра по лесам и болотам, надеясь на случайную встречу, если гораздо разумнее попросту поджидать его в месте, где он обязательно должен появиться?..Разговор в лесной землянке состоялся минувшей ночью, а уже утром Саксе устроил на дороге первую засаду. Присмотрев овраг, по которому после нападения на царя можно было легко ускакать в лесные чащобы, отряд Саксе спешился, развел в сотне шагов от дороги костры и расположился вокруг них якобы на бивак. Поначалу все складывалось хорошо, проходившие мимо мнимых драгун русские колонны не обращали на отдыхающих у костров ни малейшего внимания. Однако ближе к полудню на дороге появился в сопровождении многочисленной свиты какой-то генерал, с яростью обрушившийся на Саксе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32