— Ой, Ева, до чего интересно, да? Только я никак в толк не возьму, зачем нам ехать на запад. Почему мы не могли остаться здесь?
— Папа — фермер. Ему надо ехать туда, где есть свободная земля, которую можно занять, обрабатывать. Ну, а насчет остального, так ты скоро убедишься, что все это страшно скучно. Все интересно, пока оно для тебя новое, пока ты не привыкла, не разобралась, что к чему… а потом оно становится обыденным и нудным…
— Но разве тебе никогда не хотелось делать что-нибудь другое, не такое как раньше? Знаешь, Ева, я тебя порой вообще не понимаю!
— А как ты можешь меня понять? Иногда мне кажется, что ты и себя-то не понимаешь.
Лилит быстро покосилась на сестру.
— Но ты-то понимаешь, да? Я имею в виду, что ты знаешь, чего ты хочешь, и всякое такое. Хотела бы я так… — она наморщила лоб. — Ева, я не знаю, что со мною делается. Знаю только одно — что мне не хочется ничего этого… ни фермы, ни вообще… — Она оглянулась на забитую судами реку. — Может, я гадкая? Или просто дурочка? Понимаешь, я мечтаю о многом… о невозможных вещах.
— А они и правда невозможные, Лил? Если ты можешь о них мечтать, то, может, они возможны? А пока что они помогают тебе быть счастливее. Мечты помогают… я это точно знаю.
— Тебе легче. Ты знаешь, чего хочешь. Тебе нужен мужчина, муж, и ты даже знаешь, каким он должен быть… и тебе нужен дом. Это… это вовсе не то, чего мне хочется. По крайней мере, сейчас…
— Я знаю.
— Ева… а что, если ты никогда не найдешь его? В конце концов, тебе уже двадцать лет, и ты…
— И я старая дева? — усмехнулась Ева. — Не бойся называть вещи своими именами, Лил. Но я знаю, что найду его. Я твердо знаю.
С одного из речных пароходов донесся высокий пронзительный свисток, а потом долетел хриплый сигнал рога с баржи на канале. Колеса парохода закрутились в обратную сторону, из-под плиц полетела вода.
— Не место делает человека счастливым или несчастным, Лилит, нет — это делают люди, которых ты любишь и которые любят тебя.
— Мама говорит, что я взбалмошная, непостоянная. Ты тоже так думаешь, Ева?
— Нет, — ответила Ева и помолчала. — Ты не такая, как мы все, Лил, но на свой лад ты вполне постоянна и тверда. Я никогда не видела, чтоб кто-нибудь столько сидел с аккордеоном, как ты… Папа говорит, ты в тетю Мэй пошла.
— В ту, что сбежала с картежником? Мне папа ничего подобного в жизни не говорил! Господи, да он при нас даже имени ее никогда не упоминает! А что с ней сталось, Ева? Она что, жутко несчастная?
Но тут их брат Сэм, худощавый, сильный девятнадцатилетний парень с быстрой, легкой усмешкой, приблизился широким шагом со стороны реки и остановился возле младшего брата, Зика, который лежал на скатанных постелях.
— Теперь уже скоро, — сказал он. — Как ты, Зик?
Зик вскинул глаза.
— Я вовсе не такой больной, как поет мама. Если б она перестала скармливать мне это лекарство ложками, думаю, я бы уже давно поднялся.
Ева перевела взгляд с братьев на родителей. Зебулон и Ребекка Прескотт выглядели именно теми, кем они были: стойкие, независимые крестьяне, фермеры… и пионеры. Поначалу мать не соглашалась бросить дом, который с каждым годом становился все уютнее; но когда все было решено, возбуждение захватило и ее.
Главный аргумент Зебулона был убедительным: мы! тут не богатеем, хоть это и неважно, потому что живем неплохо… но для наших мальчиков здесь земли нет разве что для одного только.
Внезапно в толпе вокруг них началось движение, покрывая общий шум, загремел голос:
— «Гордость Ютики», начинается посадка! Всем грузиться на «Гордость Ютики»! Семья Рэмси… семья Питера Смита… Джон и Джейкоб Вури… Ли Бейкер… семья Стоэгер, все восьмеро… всем грузиться на «Гордость Ютики»!
— Следующие — мы, папа, — сказал Сэм и, наклонившись, взвалил себе на плечо сундук. — Лучше перенести вещи поближе к берегу.
Длинный сухопарый шотландец в выгоревшей домотканной рубахе покосился на Зика, который с усилием поднимался со своей временной постели, и спросил:
— Прескотт, это вы на запад собрались ради мальчишкиного здоровья?
— Отчасти… только отчасти. Главной нашей печалью, — серьезно сказал Прескотт, — были камни. Понимаешь, бывали года, когда у нас урождались по сотне бушелей note 8 камней с акра.
— Ну, Зебулон, ты лжешь и не краснеешь! У нас земля хорошая была.
— Лгать? Вот, Ребекка, ты меня знаешь, я человек богобоязненный и не вру никогда. Я говорю правду — как я ее вижу. Так вот, в той стране, где мы жили, человек плугом не пользуется. Он просто прокладывает борозды взрывами, ружейным порохом… Вот и пришло время, когда я всем этим стал сыт по горло. Вытаскиваешь ведро из колодца — так даже в нем полно камней… ну, я и сказал себе: «Зеб, вот ты сидишь тут с хворым сыном и с двадцатилетней дочкой, которая никак себе мужа найти не может…»
— Папа! Что за разговоры ты затеял!
— «…и с другой дочкой, которая ведет себя так, будто у нее мозги набекрень» — и дал я себе зарок. Если я найду человека с пятью сотнями долларов в кармане, то, значит, у этой фермы будет очередной дурак-хозяин. Что ж, сударь, Господь по доброте своей послал мне такого человека — и вот мы здесь.
— Мистер Харви, — запротестовала Ребекка, — не верьте ни единому его слову! У нас была самая лучшая ферма на весь округ. Это просто у отца нашего зуд в ногах, только из-за этого мы тут оказались, и один Бог знает, где это закончится!
— Я направляюсь в Иллинойс, — ответил Харви. — Говорят, там есть взрослые люди, которые в жизни не видели камня.
Он показал рукой на трех здоровенных парней неподалеку, которые украдкой бросали на девушек жадные взгляды.
— Это мои мальчики, Ангус, Брутус и Колин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95