Мне не очень хотелось браться за это дело по многим причинам:
во-первых, просто не люблю дела, связанные с убийством; во-вторых, и
Кубракова, и Назаркевич люди определенного социального статуса, а не
люмпены или рецидивисты, что, как это случается порой, не исключает выхода
на сцену так называемого "общественного мнения", которое, не считаясь ни с
фактами, ни с законом, налегает на голосовые связки; в-третьих, поскольку
дело вел Скорик, значит надзор, как я высчитал, осуществлял Миня Щерба -
хотя и деталь, однако малоприятная. Но... сестрица моя наобещала, похоже,
от моего имени; передо мной сидела молодая женщина и тоскливо заглядывала
в глаза. Я объяснил ей свои права и возможности, права ее мужа в период
предварительного следствия.
- Что значит "предварительное"? - спросила она.
- До суда и для суда. Окончательное - в суде.
- Но он ни в чем не виноват! - повторила она. - Неужели его будут
судить?!
- Ничего не могу вам сказать сейчас.
- Что мне дальше нужно делать?
Я втолковал ей, каким образом оформить законность моего участия в
деле.

Скорик был вежлив, официален. Никакого недовольства не выказал, но я
был опытней, и за отдельными словами и фразами недовольство все же это
уловил, отнеся его к обычным взаимоотношениям между следователем и
адвокатом. Он внешне спокойно воспринял мое желание ознакомиться с
материалами следствия. Впечатление от них у меня сложилось двойственное:
вроде и достаточно всего, чтобы предъявить Назаркевичу обвинение, а все же
чего-то непробиваемого не хватало. Будучи на месте Скорика, я бы еще
повременил, да и не спешил бы с такой мерой пресечения - содержание
Назаркевича под стражей, ибо обвинение построено в основном на косвенных
доказательствах. Но поразмыслив, я все же решил не начинать с конфликта,
полагая, что позже, вникнув поглубже в каждый эпизод и обнаружив
какие-нибудь проколы в них, суммируя, напишу ходатайство, в крайнем же
случае, если Скорик будет упорствовать, настаивая на своем толковании этих
эпизодов, постараюсь в распорядительном заседании на суде сделать все,
чтоб дело завернули на доследование, это в известной мере загонит Скорика
в цейтнот. В такой, избранной мною тактике, имелся, правда, один
существенный изъян: все это время Назаркевич должен будет пребывать в
СИЗО.
Сам Назаркевич вел себя у Скорика по-дурацки. Ознакомившись с
обвинением, он посмотрел на меня так, словно я со Скориком в каком-то
сговоре. Его осунувшееся дергавшееся лицо, пылавший взгляд, исполненный
презрения, казалось, ко всему миру, производили неприятное впечатление. На
вопрос Скорика, признает ли он себя виновным, Назаркевич, не
посоветовавшись со мною, брякнул:
- Признаю! И только для того, чтобы в суде отказаться и доказать
всем, что вы не профессионал, а дилетант! - и он ткнул худым пальцем чуть
ли не в физиономию Скорика.

25
Майору польской полиции Чеславу Ендрыху очень не хотелось в эту
командировку, хотя ехать-то всего ничего: до польско-украинской границы
всего два часа машиной. Еще пять лет назад такая поездка была бы приятной
прогулкой: на границе встречал бы коллега и приятель майор Вадим Проценко
(сейчас уже подполковник, зам начальника управления угрозыска), свезли бы
Чеслава в маленькую, уютную, с хорошим буфетом ведомственную гостиницу.
Днем - дела, а вечером, обычно на квартире Джумы Агрбы хороший загул
вкусной еды, коньяка, водки навалом, компания подбиралась крепкая,
мужская. Но и Чеслав Ендрых умел отвечать гостеприимством, когда по делам
приезжали Проценко с Агрбой. Погулять после хлопотного дня ездили в
Ланьцут в ресторан при музее-дворце Потоцких. Все было просто, все
решалось одним-двумя телефонными звонками через границу. А теперь все
рухнуло, пришла команда: "Никаких деловых, служебных контактов, все
официально, нужно им, пусть через МИД, через ваше начальство в Варшаве,
все услуги пусть оплачивают". За последние два года он, Чеслав, вынужден
был несколько раз отказать Проценко. Последний раз нынешней весной.
Состоялся неприятный телефонный разговор.
"Привет, Чеслав. Тут такое дело: мне нужно к вам перебросить своих
хлопцев. У вас там где-то между Перемышлем и Жешувом катаются на
"восьмерке" два наших рецидивиста, поехали к вам по липовому приглашению.
Не дураки, поляков не трогают, грабят своих соплеменников-туристов.
Поможешь?"
"Рад бы, Вадим, но не могу, не имею права. Ты ведь знаешь, какая
теперь ситуация. Все, что было - похоронено", - сказал Ендрых, радуясь,
что не видит в этот момент перед собой глаз Проценко.
"Что ж, нет так нет. Думаешь, они ограничатся соотечественниками?
Залепят вам несколько грабежей, или не дай Бог, убийство, закукарекаете.
Будь здоров", - Проценко повесил трубку...
И вот сейчас подперло Ендрыха, пересилив чувство неловкости, вынужден
был позвонить Проценко:
"Ты конечно, Вадим, можешь послать меня. И будешь прав. Но мне нужно
ехать к тебе. Дело важное", - сказал Ендрых.
"Я поговорю с начальством. Позвони завтра в это время", - суховато
ответил Проценко...
Назавтра майор Ендрых снова позвонил:
"Ну что, Вадим?"
"Уговорил. Приезжай".
"Спасибо. Завтра в девять, в начале десятого подъеду прямо к тебе в
управление", - сказал Ендрых, понимая, что никто его встречать, как прежде
на границе не будет. И в гостиницу ведомственную не определят, в лучшем
случае заночует в "Интуристе", отвалив за номер приличную сумму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67