Отыскав среди бумаг очки и нацепив их на нос, Ямиш углубился в чтение. Лицо его постепенно покраснело, потом побледнело, он засопел. Кресовский и Поланецкий с трудом верили своим глазам: перед ними был совсем не тот человек, который за минуту перед тем готов был пойти на любые уступки.
– Господа, – произнес он прерывающимся голосом, – пан Гонтовский поступил как сумасброд и забияка… но пан Гонтовский – шляхтич. Прошу передать это пану Машко от его имени.
И, разорвав бумажку на четыре части, кинул ее с этими словами на пол.
Дело принимало непредвиденный оборот. Кресовский уже было подумал, будто поведение Ямиша оскорбительно для него как секунданта, и мгновенно застыл и оскалился, точно злая собака, но Поланецкому, который хорошо относился к Ямишу, поступок его понравился.
– Господин советник, – сказал он веско, – пану Машко нанесено оскорбление столь тяжкое, что меньшим он не удовлетворится. Но мы с паном Кресовским ожидали от вас такого ответа, который только увеличивает наше уважение к вам.
Ямиш сел, тяжело дыша, – он страдал астмой.
– Я мог бы поручиться за Гонтовского, что он готов извиниться перед паном Машко, – сказал он, немного отдышавшись, – но не в таких выражениях. Но не будем терять время понапрасну. Я вижу, тут возможно единственное удовлетворение: с оружием в руках. Сейчас придет Вильковский, другой секундант Гонтовского; если можете его подождать, мы обсудим условия дуэли.
– Вот это называется брать быка за рога, – заметил Кресовский, которого подкупила прямота Ямиша.
– Только по необходимости, печальной необходимости, – отозвался Ямиш.
Поланецкий глянул на часы.
– В одиннадцать мне надо быть в конторе, – сказал он, – если изволите, пан Ямиш, я забегу к вам около часа посмотреть и подписать условия дуэли.
– Хорошо. Заверяю вас: я понимаю, что эти условия не должны вызывать насмешливую улыбку, но, с другой стороны, надеюсь, что ни пан Кресовский, ни вы, пан Поланецкий, не станете настаивать на противоположной крайности.
– Нет. Можете быть спокойны. Я не собираюсь требовать крови во что бы то ни стало, – сказал Поланецкий.
С тем он ушел; в конторе ему действительно предстояло лично уладить несколько важных дел, так как Бигель все еще отсутствовал. В полдень он подписал условия дуэли: они были суровы, но не чрезмерно, и отправился в ресторацию, надеясь встретить Машко.
Но Машко был, видимо, у Краславских, а Поланецкий, едва вошел, наткнулся на Плавицкого; как всегда, свежий, моложавый, безукоризненно одетый и побритый, он был, однако, мрачнее тучи.
– Что вы тут делаете, дорогой дядюшка? – спросил Поланецкий.
– Я не обедаю дома, когда чем-нибудь расстроен, чтобы не огорчать Марыню, – отвечал старик. – Зайду куда-нибудь, съем крылышко куриное, проглочу ложку компота – мне и довольно. Присаживайся, если у тебя нет компании повеселее.
– Что-нибудь случилось? – спросил Поланецкий.
– Старые традиции гибнут, только и всего!
– Ну, эта беда не одного вас касается.
Плавицкий хмуро и вместе многозначительно взглянул на него.
– Сегодня вскрыли завещание, – сказал он.
– Ну, и что?
– Вот именно, «что»? Вся Варшава твердит небось теперь: «Даже дальнюю родню не забыла!» Покорно благодарю за такую память! В завещании есть запись в пользу Марыни, но какая? Четыреста рублей пожизненно ей отказала. И это называется миллионерша! Такую сумму прислуге можно завещать, но не родственнице.
– А вам что, дядюшка?
– Мне – ничего. Управляющему пятнадцать тысяч, а обо мне ни слова.
– Вот те на!
– Гибнут добрые старые традиции! Сколько, бывало, людей богатело вдруг благодаря наследству. А почему? Потому что в семье мир да лад был.
– И сейчас, случается, тысячи в наследство получают, я знаю таких.
– Да, есть такие, есть! И немало даже; но я не из их числа. – И, подперев голову рукой, Плавицкий пожаловался, точно произнося горестный монолог: – Вечно кто-то, кому-то, что-то, где-то… – И со вздохом прибавил: – А мне никто, нигде, никогда, ничего…
Поланецкому пришла на ум шальная мысль, и он, не чая всей ее жестокости, ляпнул ему в утешение:
– Э, да ведь она в Риме умерла, а это завещание давно составлено, поговаривают, будто есть и другое. Вот погодите, придет из Рима поправочка, и проснетесь в одно прекрасное утро миллионером.
– Не придет, – возразил старик.
Но слова Поланецкого произвели на него впечатление: он принялся на него поглядывать и ерзать, как на иголках.
– А ты, значит, допускаешь?.. – не выдержав, спросил он наконец.
– Не вижу в этом ничего невозможного, – с напускной серьезностью ответил Поланецкий.
– Будь на то воля провидения…
– И это не исключено.
Плавицкий покосился на зал: он был пуст. Тогда, неожиданно отодвинувшись от стола, он ткнул себя пальцем в жилетку:
– Поди сюда, дай я тебя обниму, мой мальчик…
Поланецкий склонился к нему на грудь, и старик дважды поцеловал его в лоб, приговаривая растроганно:
– Спасибо, что ободрил и утешил… Конечно, на все воля божья, но спасибо на добром слове. Теперь я могу тебе признаться, что написал ей. Ничего такого, просто, чтобы напомнить ей о нас. Спросил, когда истекает аренда на один ее фольварк. Брать его в аренду я, понятно, не собирался… а так, намек… Дай тебе бог здоровья, утешил ты меня… Завещание, наверно, написано до моего письма, потом она поехала в Рим, по дороге, может быть, думала о письме, о нас с Марыней… Так ты полагаешь, что возможно?.. Дай тебе бог!
Он совершенно ожил и, причмокнув, хлопнул Поланецкого по колену.
– А знаешь что, мой мальчик? Не распить ли нам по этому случаю бутылочку «Мутон-Ротшильда»? Вдруг твое предсказание сбудется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218