специально стала оскорблять Макинтошей, чтобы взять Хизер на слабо.
– Вот научишься играть и сможешь зарабатывать уличным музыкантом.
– Меня раньше из квартиры вышвырнут. – С тех пор, как украли велосипед, уличные выступления были больной темой.
Хизер запустила руку в копну золотых волос и погляделась в зеркало. Надо что-то делать. Лучше умереть, чем опозориться перед Макферсонами.
– Послушай, – начала она. – А что если мы поступим так: я учу тебя играть. Если у тебя начинает получаться – тебе же лучше, если нет – я ухожу и оставляю тебя в покое. И тебе опять же только лучше.
Мысль о том, что Хизер исчезнет в манхэттенских дебрях, была и впрямь заманчивой.
– Ладно, – согласился Динни. – Давай-ка, научи меня чему-нибудь.
– Я заставлю тебя лизать мою дырку, грязный червяк, – прорычал женский голос. – Только набери 970-Д-О-М-И…
– Пожалуйста, выключи двадцать третий канал, – сказала Хизер. – Он не способствует занятиям музыкой.
Динни расхохотался:
– Можно было догадаться, что феи окажутся ханжами!
– Я вовсе не ханжа. На родине мне не было равных в постели со времен величайшей скрипачки Мэвис Макинтош, а эта феечка как-то раз умудрилась за одну ночь возлечь с восемнадцатью мужчинами, двенадцатью женщинами и вождем клана Маколи, удовлетворив и утомив всех. Просто я не люблю садомазохизм по телефону. Будь добр, выключи телевизор.
В Центральном парке Браннок печально глядел на Тюльпанку и Лепестка, которые сидели под кустом и держались за руки. Конечно, брат имеет полное право держать сестру за руку, но Браннока мучила ревность. С самого первого дня в Корнуолле Браннок, бродячий музыкант из неведомых холодных графств Северной Англии, запал на Тюльпанку.
Мейв и Падриг выясняли у белок, где можно раздобыть глоток «Гиннесса».
– Да много где, – отвечала одна белка. – Здесь полно ирландцев, которые любят «Гиннесс», ищите бары с трилистником над входом. Но чтобы пойти в бар, надо выйти на улицу, а там полным-полно людей. Хоть вы и утверждаете, что в Ирландии любой человек бросит все на свете и побежит за пивом для феи, я сомневаюсь, чтобы этот номер прошел в Нью-Йорке.
Мейв заявила, что она отправляется за пивом сию же минуту, потому что она, дескать, Мейв О'Брайен из Голуэя, и не боится ни людей, ни чего бы то ни было еще, но Падриг был осторожнее и сказал, что нужно немного переждать.
Тюльпанка и Лепесток грезили. Они часто впадали в мечтательное состояние, близкое к трансу, чтобы не думать об отце. Они были детьми короля Талы и знали, что он никогда не перестанет их преследовать.
– Ого! – воскликнул Спиро, узнав об этом. – Так вы, значит, принц и принцесса? Вот это да! Особы королевской крови, прямо тут, в Центральном парке!
Но Мейв не разделила его восхищения – она терпеть не могла английскую монархию. Все эти разногласия Лепестка и Тюльпанки с королем она считала обычными глупостями английской аристократии.
– Вся дурь от безделья, – пробормотала она и заиграла на волынке неистовую джигу.
Браннок легонько забренчал на мандолине. Он учил Тюльпанку и ее брата играть на ней и флейте, и когда они не грезили, то были способными учениками.
А вот Динни способным не был.
– Понежнее смычком. Скрипку распилишь!
Уже на шестой минуте первого урока Хизер начала сожалеть, что ввязалась в это дело. Динни тоже. Он поднялся – высокий, толстый и нескладный.
– Я передумал, – сказал он. – Позанимаюсь как-нибудь в другой раз.
Хизер стиснула зубы.
– Динни, не испытывай мое терпение. Уроки музыки от феи – великая честь. Радуйся, тебе крупно повезло.
– Я охренительно рад, гномиха недобитая, – проскрежетал Динни.
– Жри дерьмо, сукин сын! – немедленно парировала Хизер. Она уже успела поднабраться полезных выражений в соседнем баре.
Они молча смотрели друг на друга.
– Возьми скрипку.
– Делать мне больше нечего.
– Что, например? Что ты наметил на сегодняшний вечер? Может быть, заскочить к друзьям?
Динни обиженно сощурился. Глазки его почти скрылись за пухлыми веками.
– У тебя же нет друзей, а?
– И что с того?
– А вот что: хоть ты и грубиян, как не знаю кто, на самом деле ты рад, что я есть, потому что без меня тебе и поговорить-то не с кем. Во всем огромном городе у тебя нет ни одного приятеля. Я права?
Динни взял пульт и включил телевизор. Хизер проворно прыгнула на пульт и выключила его.
– Не переживай, Динни. Я немного тут осмотрелась. Похоже, одиночество здесь не редкость. Я знаю, потому что прочла об этом статью в журнале для юных девушек, который читал в баре какой-то старик. У нас в Крукшанке все приветливы друг с другом. Ума не приложу, как это в городе, где полным полно людей, никто вообще ни с кем не приветлив, но тебе я могу помочь.
– Можешь не напрягаться, – бросил Динни.
– Мне и не нужно. Среди шотландских фей я славлюсь даром легко заводить друзей. Конечно, при моих золотых волосах и неземной красоте все сами хотят со мной дружить – это, кстати сказать, жутко бесило Мораг, – но я всегда могла расположить к себе даже самого недружелюбного тролля или гнома в красном колпачке.
– Отлично. Если на 4-й улице тебе попадется тролль, у тебя не будет проблем.
– Я играю на скрипке лучше всех в мире. И ты скоро заиграешь, раз за дело взялась фея из клана Макинтошей. Слышал бы ты Нила Гау, пока он не попал в руки к моей матери.
– Кто такой Нил Гау?
– Кто такой Нил Гау? Да это же самый знаменитый шотландский скрипач! Родился в Инвере, недалеко от тех мест, откуда родом и я. Похоронен на церковном кладбище в Малом Дункелде, очаровательное местечко, хотя мы, феи, обычно не любим церковные кладбища. Я могла бы тебе рассказать много интересного про Нила Гау…
– Кто бы сомневался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64