Это еще одна приятная неожиданность. Дело было не в прекрасной возсти огульного глумления над святыми эмблемами глуповатой плебейской утопии. Уж больно много чего страшненького наслышался о квартирном быте в Китае, особенно о зияющих под ногами дырах в общественных сортирах.
В Китае, и правда, навалом так называемых резких социальных да и бытовых контрастов. Красавцы-небоскребы, фасады которых отделаны мрамором, гранитом и обожаемой в этих краях бронзой, соседствуют с неописуемо жалкой кирпичной вшивотой. На таком фоне даже местные хрущобы кажутся жилищными массивами зажиточных людей, хотя обитают там пролетарии, мелкие служащие и прочие рядовые граждане. Но дело-то вот в чем. Где их только нет контрастов этих, вежливо говоря, социальных? Они и в богатющем Нью-Йорке имеются. И в Римах с Парижами. А уж в Москве, здорово, надо сказать, подновленной и местами зашиковавшей, ужасно на каждом шагу возмущают они ум и бередят душу.
Но в Китае, где за двадцать реформистских лет динамика жизни общественной, коммерческой и промышленной становится такой прыткой, что руководители страны временами просто побаиваются темпов роста, – в Китае неудержимое стремление построить на месте всякого старья и нищей вшивоты действительно новую страну, вызывает, во всяком случае, у туристов, не чувство безнадеги, но уверенность в том, что неприглядность некоторых мест – дело временное…
Только мы, как говорится, соскочили с лошадей, как нагрянула к нам с визитом интересная такая дама, лет сорока пяти, Вэнди, говорит на сносном английском, меня зовут, хау а ю?… Тут же зазвала в ресторан от имени кафедры русского языка. Ну, у меня сразу слюнки потекли, несмотря на вялость и усталость. Я ведь мечтал полопать в настоящем китайском кабачке, а не в американизированной забегаловке Чайна-тауна. И завела нас Вэнди в ресторан для профессоров и товарищей администраторов при комбинате питания Института.
Встречают нас две девушки-официанточки. Щечки у них смуглые и умные – так и пышут щечки искренней расположенностью к клиентуре. А глазки девушек формой своей и цветом косточки тех же свежих персиков напоминают. Стройны девушки. Не сказать, что обе они были красотками из тех, что выворачивают длиннющие бедренные мослы на подиумах мира или ошиваются на базарах Голливуда, но невоз было не учуять в простых лицах и фигурах девушек, точней говоря, в их существах и в их нисколько не лакейских манерах то драгоценное качество, которое издавна именуется женственностью. В Китае я не переставал удивляться наличию этого самого качества не только в молодых и свеженьких особах, но и в женщинах средних лет, и в старушках – вообще в женщинах. И это, между прочим, несмотря на то, что большинство из них одеты просто, не наштукатурены, не сверкают кожами и не шуршат шиншиллами манто, да к тому же на глазах твоих ишачат, волокут на горбинах и на велосипедах тюки с мешками, кашеварят, торгуют, дворничают, водят троллейбусы, служат в армии, торчат в конторах и так далее.
Соответственно, ни разу я не встретил в Китае мужеподобных девушек и женщин, которых – как стерилизованных собак в нашей Америке. Почему? Не знаю. У нас тут даже бег трусцой и всякие жимы, обожаемые мужеподобными леди и женственными джентльменами, есть не признак здоровья, а симптом явной дегенерации человека, некогда существа физически полноценного, в мускульном труде и на своих двоих сжигавшего лишние калории. Не это ли, кстати говоря, одна из причин тайной, а временами и явной войны полов, победителями в которой вполне могут стать чужого дяди живчики в пробирках и биологи, богатеющие на клонировании новых поколений? Что касается жизни в Поднебесной, то она, полагаю я, все еще на много порядков естественней и традиционней, чем на Западе. Да и в мифологии, религии и философии китайцев четко разделены, при дивном, заметим, их слиянии, два Великие Противоположные Начала – Мужское и Женское, Ян и Инь, что, на мой взгляд, продолжает воздействовать на психологию и, в конечном счете, на физиологию самого многочисленного, не забудем, народа на белом свете. Может быть, именно поэтому в Китае пока еще, слава Яню и Инь, нет почвы для оголтелого разгула экстремистского феминизма. А женоподобные мужчины, выглядевшие не голубыми товарищами, а просто людьми нездоровыми, попадались мне на глаза.
Попадались. И это лишний раз утверждало меня в давнишней моей вере в то, что именно Женщина – представительница сильного пола, а не мужчина. Осмелюсь повторить одну премилую банальность. Женщина настолько биологически сильна и восхитительно интуитивна, что снисходит до поддержки в крайне тщеславном, от природы внутренне неуверенном мужике иллюзии первородства и разного типа превосходств. Женщина, если угодно, это мощный магнит, а мы, мускулистые дяди, всего-навсего железные и стальные опилки, довольно комически считающие себя наделенными более сильной, чем у прелестного магнита, притягательной силой… В общем, в массе самого многочисленного народа практически нема мужеподобных дам, а женоподобных товарищей – минимальное количество. Отсюда и мощное сексуальное полюшко жизни, возделываемое в пределах рода без лишнего французского шума и хвастливого самолегендирования, каковое имеет место в Грузии и в Италии.
На полюшке этом крестьяне и крестьянки тысячелетиями так любовно разбрасывали семечко и такие огромные собирали раз в году урожаи младенцев, что в 20 веке партии решительно надоела вся эта шальная геометрическая прогрессия. Органы партийные грозно погрозили указательным пальцем половым органам своего же народа и сказали драконовски твердое НЕТ сексу безответственно воспроизводительному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20