А этому стукачу тридцать пять лет. Работа есть, жена, дети, музыку любит, стихи пишет, книжка в „Молодой гвардии“ вот-вот выйдет, а он, скотина, стучит так гнусно и грязно на своего коллегу и друга. Сам понимаешь, облздравотдел – плата слишком большая за донос даже при нашей инфляции. Хмырь болотный обязался убрать того либералишку. Я поставил жесткий срок: два дня. Сработал, надо сказать, мерзавец чисто: отрава, укол и медзаключение: инфаркт. Статистику я сжег, а хмырине говорю: «С завтрашнего дня будешь лектором обкома по борьбе с алкоголизмом. Ты – убийца. Я убийцу при всем своем желании не могу назначить завоблздравом. Ты у меня всю область перетравишь, а работать и так некому. И не пи-тюкай, падла! Скажи спасибо, что сейчас не тридцать седьмой! Ты бы уже рядом со своим дружком на Горьком кладбище осенний дождь пустыми глазами пил и червяками закусывал! Понял, говорю, змей? Веришь, Рука, он даже не побледнел, и нагло, блядь такая, выпросил у меня из фонда обкома однотомники Булгакова, Мандельштама и, кажется, Ахматовой. Ушел с книжечками под мышкой. Зачем они там в Москве дают народу читать про Пилата, Христа, Белую Гвардию и так далее? Лучше уж что-нибудь про еблю пусть печатают. Отвлекать народ надо, а не привлекать… Ах, Иуды, Иуды! Большой путь вы проделали от тридцати сребреников до моего облздравотдела. Его, однако, вам не видать, как своих ушей. Ну, что ты скажешь, Рука?..
А что мне было ответить, гражданин Гуров, своему кирюхе? Велика, говорю, Россия, а неподслушанным можно быть только в лесу или на Красной площади… Разошлись, прикинув, что на наш век советской власти хватит, а там гуляйте, урки, по буфету как знаете и бейте хрустальные фужеры об черепа врагов!
Однако минуточку заветную я начал торопить, чтобы шестидесятилетие свое справить достойно и ни о чем уже не мечтать больше. Мы ведь погодки с вами, гражданин Гуров? Погодки…

3

Здорово же вы, гражданин Гуров, захавались за полвека, что хер за мясо не считаете, как говорят шакалы-урки, и вот даже за борщом ни крошки хлеба в рот не взяли. Понимаю: лишний вес, атеросклероз, запоры, запоры, запоры… А ведь зимою 1929 года шли вы по нашей завалившейся в теплые сугробы деревне, по нашей Одинке, шли по нашему белому покою в бурочках, в полушубочке, перепоясанный ремешками, в буденовке, пошитой специально по вашей головке, в крагах собачьих, и держали вы над собой красный транспарант: «Кулаку – позор! Хлеб – Родине!»… И было вам двенадцать лет, гражданин Гуров. Не перебивайте, некорректно перебивать человека, дающего показания и желающего расколоться до самой предстательной железы… И было вам двенадцать лет, и шел за вами ваш пионерский отряд «Красные дьяволята». Пели вы, кажется, «Варшавянку», а возможно, сам «Интернационал». К песням этим у меня стойкая и непрекращающаяся аллергия. Поэтому точно не помню, какую именно песню вы пели. Не буду тужиться и вспоминать. К чертовой матери эти песни! Бывало, я перед всякими пленумами, собраниями и сьездами принимал наркотики, жрал валерьянку, чтобы поспокойнее переносить пение партийного гимна, самой, пожалуй, дьявольски хитрой песенки на белом свете… И шел за вами отряд, а мы, пацанва, отогревали губами да носами полыньюшки в окошках и кричали батькам и мамкам: «Красные дьяволята идут!»
Ну, что, гражданин Гуров, будете продолжать вертухаться? В несознанку глухую решили уйти? Это были не вы и – точка? Вы в тот момент учились в сто тридцать первой школе города Брянска. Шел урок истории, вы получили «отлично» за рассказ о садистских штучках помещицы Салтычихи и что-то оттараторили насчет пролетарского гуманизма, гуманизма нового типа? Не так ли? .. Наглая ман-да-вош-ка! Ты отрекаешься от своего пионерского детства, блядь худая? Убью-у-у, сучара! .. Пардон… Пардон…
А за вами, значит, за сынками революции, шли ваши папеньки: «Особый, отдельный чекистский отряд». Иными словами, отряд бешеный, отряд карательный. Наша деревня, недаром, наверно, она и названа была Одинкой, не пошла в колхоз. Отказалась. И отнесли ходоки письмо Сталину. В письме изложены были нехитрые мужицкие резоны, вопль в нем был предсмертный земледельца о спасении и общая угроза скорей издохнуть, чем вступить в колхоз, поскольку это еще бессмысленней, чем смерть. Верховодил мой батя, царство ему небесное. Он и мысли излагал, и записывал, и обсуждение вел, и ходоков возглавлял. В приемной ЦК письма у них взяли, потом дали поджопника, велели канать обратно и ждать ответа.
Меж тем весь наш уезд уже заколхозили. Отец прогноз верный дал, Мужики матерые, кормильцы России, по этапу пошли, те, кого не шпокнули, конечно, а в деревнях вшивота осталась, самогонная тварь, юродивые, калеки да старики. Одинка же наша заявила руководству и посыльным евонным, что пока не придет ответ от Сталина, пусть лучше никто сюда не суется. Оборону держать будем, хоть Первую Конную присылайте с самим Буденным, нам на это насрать, подохнем с последним патроном все, как один. Вот как дела обстояли, гражданин Гуров, ежели вы их слегка подзабыли или постарались забыть… Только спокойней! Спо-койней! Чекистским отрядом командовал сам комбриг Понятьев. Вы тоже Понятьев…
Ах, я шью вам дело, причем белыми нитками? Взгляните, пожалуйста, на выписку из ЗАГСа. Отвечаю погонами, это – не туфта… Вы взяли в 1939 году фамилию жены… Ну, наконец-то! Наконец-то отвисла ваша челюсть и покраснели вы, как в детстве, и заработали ваши невозмутимые ранее надпочечники, и вдарил адреналинчик в изощренный, в тщательно замаскированный ваш головной мозг! Птичка вы моя канаду, которая поет и серет на ходу, посидите, пошевелите полушариями, я ведь чую, какая сейчас в них запеклась каша, но не вздумайте брякнуться в инсульт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135