По какой-то непонятной причине ей вспомнились высокие серо-зеленые отвалы вокруг Йоханнесбурга — даже Мюллер говорил об их удивительном цвете вечером, — и Сара почувствовала, что Мюллер, этот враг, этот расист, гораздо ближе ей, чем миссис Кэсл. Она променяла бы этот суссекский городок с его либерально настроенными жителями, которые относились к ней так тепло и любезно, даже на Соуэто. Любезность может воздвигнуть между людьми более высокую стену, чем физический удар. Да и жить хочется не с любезным человеком, а с любимым. Сара же любила Мориса и любила запах пыли и нищеты своей родины — теперь у нее не было ни Мориса, ни родины. Возможно, поэтому она обрадовалась звонку даже врага. Она сразу признала в нем врага, хотя он и представился, как «друг и коллега вашего супруга».
— Надеюсь, я звоню вам не в неурочное время, миссис Кэсл.
— Нет, но я не расслышала вашей фамилии.
— Доктор Персивал. Что-то смутно знакомое.
— Да. По-моему, Морис говорил о вас.
— Мы однажды провели в Лондоне замечательный вечер.
— О да, теперь припоминаю. С Дэвисом.
— Да. Бедняга Дэвис.
— Молчание.
— Я подумал, миссис Кэсл, не могли бы мы побеседовать?
— А разве мы сейчас не беседуем, нет?
— Ну, побеседовать более интимно, чем по телефону.
— Я нахожусь далеко от Лондона.
— Мы могли бы, если вы согласны, послать за вами машину.
«Мы, — подумала она, — мы». Он допустил ошибку, говоря с ней от имени организации. «Мы» и «они» — не слишком приятные термины. Это было предупреждением, указанием, что надо быть настороже.
Голос произнес:
— Я подумал, если вы свободны как-нибудь на этой неделе, мы могли бы пообедать…
— Я не уверена, что смогу выкроить время.
— Я хотел поговорить с вами о вашем муже.
— Да. Я догадываюсь.
— Мы все волнуемся по поводу Мориса.
Волна радости затопила ее. Значит «мы» не держат его в каком-то потаенном месте, неведомом инспектору Батлеру. Значит, Морис далеко, и вся Европа легла между ними. У Сары возникло впечатление, что и она, как Морис, избегла опасности, что и она уже на пути домой, а дом ее там, где Морис. Тем не менее надо быть очень осторожной — как в былые дни, в Йоханнесбурге. Она сказала:
— Морис меня больше не интересует. Мы разъехались.
— И все же, я полагаю, вы хотели бы получить вести о нем?
Значит, у них есть вести. Вот так же Карсон в свое время сказал ей: «Он находится в безопасности в Л.-М. и ждет вас. Теперь нам остается только переправить вас туда». Если Морис на свободе, значит, скоро они будут вместе. Сара почувствовала, что улыбается в трубку, — слава богу, еще не изобрели видеотелефона, — тем не менее она стерла с лица улыбку и сказала:
— Боюсь, меня не слишком волнует, где он сейчас. Вы не могли бы сообщить мне об этом письменно? У меня ведь ребенок, за которым надо присматривать.
— Ну нет, миссис Кэсл, есть вещи, о которых нельзя писать. Если бы мы могли послать за вами завтра машину…
— Завтра — исключено.
— Тогда в четверг.
Она тянула, насколько хватало духу.
— Ну…
— Мы могли бы прислать за вами машину в одиннадцать.
— Но мне не нужна машина. Есть удобный поезд в одиннадцать пятнадцать.
— Ну, в таком случае, может быть, мы встретились бы в ресторане «У Брюммелла»… Это рядом с вокзалом Виктории.
— На какой это улице?
— Вот тут я пас. Уолтон… Уилтон… не важно, любой шофер такси знает ресторан «У Брюммелла». Там очень тихо, — успокоительным тоном добавил он, точно рекомендовал ей, как профессионал, хорошую частную лечебницу, и Сара мысленно представила себе говорившего: очень самоуверенный тип, каких полно на Уимпол-стрит, с моноклем на ленточке, которым он пользуется, лишь когда выписывает рецепты, что служит сигналом — таким же, как когда во время аудиенции встает королева, — что прием окончен и пациенту пора уходить.
— Так до четверга, — сказал Персивал.
Сара даже не потрудилась ответить. Она положила трубку на рычаг и отправилась искать миссис Кэсл: она снова опоздала к обеду, но ей было все равно. Она напевала псалом благодарения, которому обучили ее миссионеры-методисты, и миссис Кэсл в изумлении воззрилась на нее.
— Что случилось? Что-то не так? Опять этот полицейский?
— Нет. Всего лишь доктор. Друг Мориса. Ничего не случилось. Вы не станете возражать, если я один-единственный раз съезжу в четверг в город? Утром я отведу Сэма в школу, а дорогу назад он сам найдет.
— Я, конечно, _не возражаю_, но я собиралась снова пригласить на обед мистера Боттомли.
— О, Сэм и мистер Боттомли вполне поладят.
— А ты не заглянешь к стряпчему, когда будешь в городе?
— Возможно. — Эта полуправда была ерундовой ценой за ту радость, которая теперь владела ею.
— А где ты будешь обедать?
— О, я, наверное, перехвачу где-нибудь сандвич.
— Какая обида, что ты выбрала именно четверг. Я как раз заказала ногу. Однако, — миссис Кэсл поискала, чем бы себя вознаградить, — если будешь обедать в ресторане «Хэрродза», можешь захватить мне две-три вещицы из этого магазина.
В ту ночь Сара лежала в постели без сна. У нее словно бы появился календарь, и теперь она могла отмечать на нем дни своего заключения. Человек, с которым она говорила, — это враг, можно не сомневаться, но он не из полицейской службы безопасности, он не из БОСС, ей не выбьют зубы или глаз «У Брюммелла» — ей нечего опасаться.
Тем не менее она была немного обескуражена, увидев Персивала в конце длинной, сверкающей хрусталем залы «У Брюммелла». Он вовсе не был специалистом с Уимпол-стрит — скорее походил на старорежимного семейного врача: очки в серебряной оправе и животик, упершийся в край столика, когда он приподнялся, здороваясь с нею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94