— Нет, я полагаю, вам надо было понаблюдать и проверить, кто пришел его оплакивать.
— Кто-то — вы правы, — кто-то должен был вести наблюдение. Но пойти туда решил я сам.
— А не капитан Ван Донк?
— Нет. Его бы легко узнали.
— Понять не могу, что они там делают с этими папками.
— Этот малый Дэвис… очевидно, он не слишком много значил для вас? — спросил Мюллер.
— Ну, не так много, как Карсон. Которого убили ваши люди. А вот моему сыну Дэвис нравился.
— Карсон же умер от воспаления легких.
— Да. Конечно. Так вы мне и говорили. Я об этом тоже забыл.
Когда папки наконец прибыли, Кэсл стал их листать, ища ответов на вопросы Мюллера, но мысли его были далеко. Он вдруг заметил, что уже в третий раз говорит: «Пока что у нас еще нет об этом достоверной информации». Это была, конечно, умышленная ложь — просто он оберегал источник информации, ибо они приближались к опасной зоне: до сих пор они работали вместе, а теперь достигли не установленной ни тем, ни другим черты, за которой сотрудничество было уже невозможно.
Кэсл спросил Мюллера:
— Вы считаете, что операция «Дядюшка Римус» может быть осуществлена? Не верится мне, чтобы американцы снова решились во что-то ввязаться — я хочу сказать: послать войска на чужой континент. Они ведь столь же плохо знают Африку, как знали Азию, — если не считать, конечно, романистов, вроде Хемингуэя. Он мог на месяц поехать на сафари, какие организуют бюро путешествий, и потом написать о белых охотниках и об отстреле львов, несчастных полуголодных зверей, которых держат специально для туристов.
— В идеале операция «Дядюшка Римус», — сказал Мюллер, — почти не требует применения войск. Во всяком случае, в больших количествах. Техника, конечно, понадобится, но специалисты уже находятся у нас. Америка ведь имеет в нашей республике станцию слежения за управляемыми ракетами и станцию слежения за космосом, и ей предоставлено право полетов над нашей территорией, необходимых для деятельности этих станций, — вы, безусловно, все это знаете. Никто у нас по этому поводу не протестовал, никаких маршей не устраивали. Не было ни студенческих бунтов, как в Беркли, никаких запросов в конгрессе. Наша внутренняя служба безопасности до сих пор отлично проявила себя. Как видите, наши расовые законы в известной мере оправданы: они дают прекрасное прикрытие. У нас нет необходимости обвинять кого-то в шпионаже — это только привлекло бы внимание. Ваш приятель Карсон представлял определенную опасность… но он был бы куда опаснее, если бы мы стали судить его за шпионаж. Сейчас на станциях слежения вводится много новшеств — вот почему мы хотим тесно сотрудничать с вашими людьми. Вы можете указать нам на опасность, а уж мы потихоньку с ней справимся. В известной мере вам гораздо легче проникать в либеральную среду или даже к черным националистам. Возьмем такой пример. Я благодарен вам за данные, которые вы сообщили мне о Марке Нгамбо — мы, конечно, и сами уже знали об этом. Но теперь мы можем быть уверены, что ничего важного не упустили. С этой стороны никакая опасность нам не грозит — пока, во всяком случае. Видите ли, ближайшие пять лет имеют для нас важнейшее значение — я хочу сказать, для нашего выживания.
— Я вот думаю, Мюллер: а вы сможете выжить? У вас уже открытая граница большой протяженности — слишком большой: минные поля вдоль нее не заложишь.
— Старого образца — да, — сказал Мюллер. — Нам на руку, что водородная бомба превратила атомную в тактическое оружие. Слово «тактическое» не вызывает тревоги. Никто же не станет начинать атомную войну из-за того, что в далекой, почти пустынной стране было применено тактическое оружие.
— А как насчет радиации?
— Нам везет с направлением наших ветров и с тем, что у нас пустыни. Помимо этого, тактическая бомба — сравнительно чистое оружие. Более чистое, чем бомба, сброшенная на Хиросиму, а мы знаем, сколь ограниченным было ее действие. В тех районах, где на несколько лет может сохраниться радиация, живет очень мало белых африканцев. Мы намерены впредь строго следить за направлением переселений.
— Картина начинает для меня проясняться, — сказал Кэсл.
Он подумал о Сэме — как подумал о нем, когда увидел в газете фотографию из района засухи: распростертое тело и стервятник над ним, только на этот раз и стервятник погибнет от радиации.
— Я для того и прибыл сюда, чтобы показать вам… картину в целом — нам нет надобности углубляться в детали, — и тогда вы сможете правильно оценивать ту информацию, которая будет к вам поступать. Наиболее уязвимым местом в данный момент являются станции слежения.
— Ими, как и расовыми законами, можно прикрыть кучу грехов?
— Совершенно верно. Нам с вами нечего играть друг с другом в прятки. Я знаю, что вам дано указание не все мне раскрывать до конца, и мне это вполне понятно. Я получил точно такие же инструкции. Единственно важно, чтобы мы оба видели перед собой одинаковую картину — мы же будем сражаться на одной стороне, так что и картина перед нашими глазами должна быть одинаковая.
— Значит, мы с вами оказались в одном ящичке? — заметил Кэсл, внутренне посмеиваясь над всеми ними: над БОСС, и над своей собственной службой, и даже над Борисом.
— В одном ящичке. Да, пожалуй, это можно так назвать. — Мюллер взглянул на свои часы. — Вы, кажется, сказали, что похороны в одиннадцать? А сейчас без десяти одиннадцать. Так что вам пора.
— Похороны могут пройти и без меня. Если есть загробная жизнь, Дэвис все поймет, а если нет…
— Я совершенно уверен, что загробная жизнь есть, — сказал Корнелиус Мюллер.
— Вот как? И эта мысль вас немного не пугает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94