— Кто там?
— Это всего лишь я — мистер Чамли.
— Не забудьте опустить монеты в счетчик, прежде чем пойти наверх.
— Второй этаж, — сказал мистер Дэвис. — Комната прямо, как подниметесь. Я не задержусь. — Он постоял на лестнице, пока она не прошла мимо него наверх, потом опустил руку в карман, и монеты звякнули под толстыми пальцами.
В комнате было радио, оно стояло на мраморной доске умывальника, но о танцах не могло быть и речи: все пространство занимала огромная двуспальная кровать. Непохоже было, чтобы здесь кто-то жил: на зеркале в дверце шкафа лежала толстым слоем пыль, кувшин рядом с радиоприемником был пуст. Энн выглянула в окно за спинкой кровати: оно выходило в маленький темный двор. Она взялась рукой за раму, чтобы унять дрожь: на такое она не рассчитывала. Мистер Дэвис открыл дверь.
Энн была смертельно напугана. Страх заставил ее атаковать первой. Она сразу спросила:
— Значит, вы называете себя мистером Чамли?
Он сощурился, глядя на нее, и бесшумно закрыл за собой дверь.
— Ну и что из того?
— И вы сказали, что везете меня к себе домой. Это не ваш дом.
Мистер Дэвис сел на кровать, снял ботинки и сказал:
— Мы не должны шуметь, дорогая. Старуха этого не любит.
Он открыл дверцу умывального шкафчика и извлек оттуда картонную коробку; из щелок сыпался сахар; вскоре и кровать и пол оказались в сахарной пудре: это Чамли протянул коробку Энн и сам придвинулся поближе.
— Попробуйте — это турецкие сладости, дорогая.
— Это не ваш дом, — упорствовала Энн.
Мистер Дэвис, ухе поднесший ко рту конфету, ответил:
— Конечно, нет. Не думаешь же ты, что я могу привести тебя в свой дом? Не такая уж ты неопытная, верно? Я не намерен портить свою репутацию. — Потом спросил: — Сначала музыку послушаем, ты не против?
И стал крутить ручки приемника, наполнив комнату воем и скрежетом.
— Атмосферные помехи, — пояснил он, продолжая крутить ручки, пока наконец издалека не послышались звуки оркестра; убаюкивающая мелодия была едва слышна сквозь шум и треск эфира. Энн с трудом разобрала, что играют «Свет ночной, свет любви…».
— Это наша ноттвичская программа, — сказал мистер Дэвис. — Самый лучший оркестр в Мидлендсе. Из «Гранд-Отеля». Давай потанцуем немножко.
И, обхватив ее за талию, он стал трястись и раскачиваться в узком проходе между стеной и кроватью.
— Я знавала танцплощадки и получше этой, — сказала Энн, пытаясь поднять собственное настроение и призывая на помощь жалкие остатки юмора, — но никогда не танцевала в такой давке!
А мистер Дэвис ответил:
— Отлично сказано. Я это запомню.
Вдруг, совершенно неожиданно, сдув остатки сахарной пудры, облепившей его рот, он, словно в порыве страсти, впился губами в ее шею. Энн оттолкнула его со смехом, делая вид, что шутит. Ей нельзя было терять голову. Она заговорила:
— Вот теперь я знаю, как чувствует себя скала когда антик… актин… Вот проклятье никогда не могу выговорить это слово.
— Отлично сказано, — произнес мистер Дэвис машинально, снова привлекая ее к себе.
Она опять заговорила, торопливо, о чем попало, не думая, что говорит:
— Интересно, как будут проводить эти учебные газовые налеты? Правда, ужасно, что этой старой женщине выстрелили прямо в переносицу?
Он уставился на нее, хотя она говорила без всякой задней мысли, и спросил:
— С чего это ты вдруг вспомнила?
— Да только что читала про это. Убийца, должно быть, всю квартиру вверх дном перевернул.
Мистер Дэвис сказал умоляюще:
— Не надо. Пожалуйста, не надо. — И пояснил слабым голосом, опираясь для поддержания сил на спинку кровати: — У меня очень слабый желудок, меня тошнит. Я всех этих ужасов не переношу.
— А я люблю страшные истории, — сказала Энн. — Я на днях читала одну книжку…
— У меня слишком живое воображение, — сказал мистер Дэвис.
— Я помню, как-то раз я порезала палец…
— Не надо. Пожалуйста, не надо.
Успех вскружил ей голову. Она заявила:
— У меня тоже живое воображение. Мне показалось, кто-то следит за этим домом.
— Что ты имеешь в виду? — спросил мистер Дэвис. Видно было, что он здорово испугался. Но Энн уже понесло. Она продолжала:
— Там на улице стоял какой-то темный человек. Он следил за входом. И у него была заячья губа.
Мистер Дэвис встал, прошел к двери и запер ее на ключ. Убавил звук радио. Потом сказал:
— Там нет фонаря. Последний — далеко, шагах в тридцати. Вы не могли разглядеть его губу…
— Я только думала…
— Интересно, что он успел вам рассказать, — сказал мистер Дэвис. Он снова сидел на кровати и разглядывал свои ладони. — Вы пытались выяснить, где я живу, где работаю… — он оборвал фразу на середине и посмотрел на Энн с ужасом. Но она поняла по его манере, что теперь он боялся не ее; был напуган чем-то другим. Он заговорил снова:
— Они вам никогда не поверят.
— Кто?
— Полиция.
Дикая история. Энн была поражена: он вдруг начал всхлипывать, сидя на кровати и прижимая к груди огромные волосатые руки.
— Нужно найти выход. Я не хочу причинять вам боль. Я никому не хочу причинять боль. У меня слабый желудок, меня от таких вещей тошнит.
Энн сказала:
— Я же ничего не знаю. Пожалуйста, отоприте дверь.
Мистер Дэвис сказал тихо, но с яростью в голосе:
— Молчи. Сама напросилась.
Она повторила:
— Я же ничего не знаю!
— Я только промежуточное звено. Я не несу никакой ответственности. — И объяснил тихо, сидя на кровати в носках; в глубоко посаженных злых глазках стояли слезы — ему было очень жалко себя: — Наша тактика всегда была — не рисковать. Не моя вина, что этому парню удалось выкрутиться. Я всегда делал все что мог. Но он мне никогда этого не простит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73