ездили верхом, охотились и ловили рыбу.
Присс не давала ему покоя только ночью. Даже по прошествии двух месяцев он просыпался и тянулся к ней, чтобы обнаружить, что постель рядом с ним пуста и холодна, а его чресла полны болезненного томления по женщине, которая находится очень далеко. И его руки ныли от желания ее обнять. И его сердце ныло.
Порой, глядя в темноту, он начинал думать, что, возможно, это не имело значения. Возможно, хотя его отвергали все, кого он когда-либо любил, это еще не означало, что никто не сможет полюбить его по-настоящему.
Возможно, Присс могла бы.
Но он не хотел рисковать и проверять это. В те две недели он опасно приблизился к тому, чтобы отдать себя целиком, всего себя отдать любви к ней. Очень опасно приблизился. Если бы он это сделал и если бы история снова повторилась, то скорее всего он не захотел бы жить. Он серьезно сомневался в том, что он пережил бы такое.
И он был рад тому, что не стал рисковать. Ему лучше так, как есть.
А она даже не была ранена или удивлена. Она даже не стала спрашивать его, в чем дело, почему он переменился. Она моментально снова превратилась в ту Присс, какой была с самого начала, с момента их первой встречи у Кит.
Если бы она плакала, молила, негодовала, хоть что-то сделала… Если бы только она выказала какое-то чувство, возможно, все было бы иначе. Возможно, он рискнул бы. Кто знает?
Но он был рад тому, Что она снова стала опытной содержанкой. Он был рад – хоть это чуть не разбило ему сердце – тому, что она убедительно продемонстрировала ему: для нее все это было игрой, притворством. Она просто вела себя так, чтобы соответствовать его желаниям в те недели.
И он был рад, что не рискнул безвозвратно подарить ей всего себя.
Ему хотелось к ней вернуться. Он страдал без нее. Но чем сильнее он страдал, тем дольше заставлял себя не возвращаться. И он по-прежнему не знал, что сделает, когда наконец решит вернуться: снова пойдет к ней или пошлет слугу, чтобы окончательно с ней рассчитаться.
Нет, он это все-таки знал. Он знал, что по дороге обратно будет убеждать себя в том, что намерен с ней расстаться. И знал, что когда вернется, то убедит себя в том, что справедливо будет сказать ей об этом лично. И еще он знал, что, снова ее увидев, он оттянет разрыв.
Да, он очень хорошо знал, что будет делать. Но сначала он навестит своих теток.
Глава 11
Когда октябрь начал подходить к концу, а зима – неумолимо приближаться, Присцилла снова изумилась тому, как после любых трудностей или трагедий человек неизменно восстанавливается. Жизнь продолжается, хотя в какой-то момент кажется, что она должна остановиться.
Такое уже случалось. Сначала – когда умерла ее мать. Присцилле было тогда всего десять лет, и ей казалось, что солнце тоже должно погаснуть. И потом снова, когда умер отец, а потом почти сразу же последовал еще один удар – смерть Бродерика. Казалось, что после двух таких ударов невозможно будет прийти в себя, особенно когда выяснилось, что ее будущее никак не обеспечено, если не считать завещания матери, и что ее кузен готов предоставить ей только минимальные заботы.
Ей уже казалось, что жизнь не даст ей больше ни мгновения счастья: это случилось тогда, когда она приехала в Лондон и узнала правду о «пансионе для благородных девиц», который содержит ее бывшая гувернантка. И это чувство только усилилось, когда стало ясно, что ей не удастся найти работу, если только она не станет работать у мисс Блайд.
И тем не менее ее ждало величайшее счастье всей ее жизни. Судьба послала ей Джеральда в облике клиента.
Какое-то время в конце лета ей снова показалось, что жизнь слишком мучительна и невыносимо пуста.
И тем не менее она выстояла. В комнатах второго этажа она снова стала Присциллой Уэнтуорт. Она снова взялась писать книгу, которую начала весной, она рисовала акварелью осенние пейзажи, окружавшие ее, и портрет Джеральда – по памяти. Она писала, вышивала и немного пела, выбирая те вещи, которые он играл для нее летом.
Она не пыталась о нем не думать. Она не пыталась его разлюбить. Она постоянно о нем думала, любила его и вспоминала те моменты, когда они были вместе. И она терпеливо ждала, чтобы ее мука прошла, сменившись не такой острой болью ностальгии.
Она много гуляла в обществе Мод и несколько раз навещала мисс Блайд.
Она не рассчитывала на то, что Джеральд вернется. Время шло – и она ждала, когда получит от него известие, которое позволит ей начать строить более определенные планы на будущее. И когда октябрь подходил к концу, она начала со страхом смотреть по сторонам, оказываясь на улицах или в парках. Она надеялась, что не столкнется с ним лицом к лицу – и не увидит, как он счастлив с какой-то другой женщиной. Она надеялась, что хотя бы от этого будет избавлена.
И потому она крайне удивилась, когда как-то утром получила записку, написанную его собственным довольно неаккуратным почерком. В ней сообщалось, что этим вечером он намерен у нее быть.
Записка была короткой и очень официальной. Но он собрался прийти к ней сам? И вечером? Она застыла неподвижно, глядя на письмо у себя в руке. Вечером?
Присцилла приготовилась принять его и вечером ждала его в гостиной первого этажа в течение трех часов. Она не была уверена, что сделала нужные приготовления, и не знала, как именно его приветствовать… если он придет.
Он пришел, хоть и очень поздно. До полуночи оставался всего час. Она услышала стук в дверь и его голос в прихожей. Она встала.
Он не был пьян, как она почти ожидала. Он был одет в парадный костюм, словно пришел из театра или с бала. Его светлые кудри были примяты шляпой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72