День близился к вечеру, улицы пустели на глазах. Кое-где еще можно было встретить немногочисленные группы солдат и констеблей, ведущих очередную группу задержанных, которых им удалось вытащить из укрытий. Даже законопослушные граждане не рисковали лишний раз показываться на улицах, чтобы их по ошибке не приняли за бунтовщиков.
— Думаю, кембранцам удалось спастись, — сказал Алекс, чувствуя облегчение и в то же время тревогу. Подобная удача казалась слишком невероятной. И, черт возьми, думал он, они, право, не заслуживают такой улыбки судьбы. Ведь он предупреждал их, но они не послушались его. — Вряд ли кто-то из них будет сейчас прогуливаться по улицам Ньюпорта. Нам остается только начать стучаться в дома и спрашивать, не прячется ли в шкафу кто-нибудь из жителей Кембрана.
Шерон не улыбнулась, даже не посмотрела на него. Алекс заглянул ей в лицо и понял, что она не слышит его.
— С ним все в порядке, Шерон, — сказал он, едва сдерживаясь, чтобы не обнять ее. — Он сейчас наверняка на пути к Кембрану.
— Они заставили его, — заговорила Шерон дрожащим голосом, — заставили, хотя он и заявил им, что не согласен с ними. Оуэн никогда не понимал, что у мальчика свои убеждения. Он считал, что все должны думать одинаково — так, как он! — Она вздрогнула и осеклась. — Господи! Оуэн мертв.
— Он знал, чем рискует, Шерон, — сказал Алекс. — Он верил в то, что делал, и готов был умереть ради своего дела. Я не испытываю к нему теплых чувств, но должен сказать, что уважаю его.
Шерон молча смотрела в землю.
— Ты любила его? — тихо спросил Алекс.
— Да, — сказала она, и его сердце оборвалось. — Любить можно по-разному. Я любила его не так, как женщина любит мужчину. И я во многом была не согласна с ним. Мне не нравилась его нетерпимость и та легкость, с которой он мог простить насилие или даже сам пойти на насилие. А вчера я даже ненавидела его — ненавидела за то, что он сделал с Йестином. Но каким-то необъяснимым образом, несмотря ни на что, я все-таки любила его. Да, я любила его. Хотя он и был среди «бешеных быков» и участвовал в той порке. Я любила его. Ты понимаешь меня?
— Да, — сказал Алекс, испытывая облегчение. Да, он понимал ее. — Шерон, нам пора идти. Может быть, мы еще догоним Йестина на дороге. А может быть, он раньше нас доберется до дома и будет сходить с ума от беспокойства за тебя.
— Да, — согласилась она. — Дай Бог, чтобы Оуэн оказался единственной жертвой этого безумства.
— Аминь, — откликнулся Алекс. — Пойдем. Мы выйдем из города, и я наконец развяжу тебя.
— Какое безумие, — повторила Шерон, идя следом за Алексом. — Сколько насилия… — Ее бил озноб. — И все во имя свободы. Александр, а есть ли она?
— Она в сердце и в разуме человека, в его отношении к жизни, — ответил он. — Человек должен найти ее в себе, в своей семье, в кругу близких ему людей. Наверное, весь секрет в том, чтобы уметь заглянуть в себя, а затем посмотреть вокруг и подумать, что ты можешь сделать, чтобы изменить мир — тот, который окружает тебя и который ты в силах изменить. Это, конечно, возможно не для всех, но для нас возможно, Шерон. Для Кембрана возможно.
— Потому что ты — наш хозяин, — сказала она. — Ах, что за слово — хозяин…
— Да, в чем-то ты права, — согласился Алекс. — Но и мне не все подвластно. Мы живем в мире, который устроен по определенным законам, Шерон. Никто не в состоянии разом изменить его. Каждый из нас может внести свою лепту, и каждый должен начинать с себя. Не обвиняй меня в том, что у меня есть деньги и власть. Сами по себе они ничего не значат. Важно, как я употребляю их — во благо или во зло.
Она вдруг рассмеялась, хотя в ее смехе не было веселья.
— Нашли же мы время и место для серьезных разговоров, — сказала она и, помолчав, задумчиво добавила: — А ведь ты сегодня действительно употребил свою власть. Чтобы дать мне свободу. Но для этого тебе пришлось привязать меня и полдня издеваться надо мной. Что за парадокс! Должна еще раз поблагодарить тебя.
— Раз ты считаешь, что я употребляю власть, — сказал Алекс, — то я торжественно объявляю тебе, Шерон: мы вышли из города, и я своей властью развязываю твои руки! — Он остановился, освободил ее запястье и улыбнулся. — Мне бы сердиться на тебя, что ты с таким безрассудством побежала спасать Йестина. Ведь ты не могла не понимать, что тебе не удастся убедить Оуэна Перри отпустить его. Но я не сержусь, а вновь, как обычно, склоняю голову перед тобой — о отважнейшая из женщин! — Он нежно погладил ее посиневшее запястье, поднес ее руку к губам и поцеловал.
Но и за городом человек, не имевший веской причины праздно прогуливаться здесь, не мог почувствовать себя в безопасности. Солдаты и констебли, вооруженные до зубов, рыскали по округе в поисках беглецов. Алекс несколько раз видел, как вели обратно в город то одного, то другого бедолагу, и мгновенно напускал на себя аристократическую важность, не забывая при этом крепко держать за руку Шерон.
— Сегодня, после всего, что случилось, — сказал он, — любой здравомыслящий человек должен пуститься без оглядки в сторону своего дома.
— Может, кому-то хотелось найти своих друзей или родственников, — ответила Шерон.
— Я знаю одного такого человека, — улыбнулся Алекс, сжимая ее руку. — Ты замерзла, Шерон, у тебя рука как ледышка. И ты совсем промокла. Мы завернем на первый же постоялый двор. Не думаю, чтобы сейчас было много путешественников, так что свободных комнат будет предостаточно. Мы наконец сможем вымыться, поесть и хорошенько выспаться.
И любить друг друга, добавил он про себя. Он бы все отдал за то, чтобы согреть ее теплом своего тела, жаром своей страсти, чтобы из ее глаз исчезли боль и страдание хотя бы на краткий миг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129