Но калитка оказалась незапертой и, когда он поднял щеколду, легко распахнулась внутрь на хорошо смазанных петлях.
От контраста между тем, что было за стеной, и тем, что оставалось снаружи, у любого, впервые увидевшего этот сад, могло бы перехватить дыхание. Снаружи росли высокие старые деревья, и царивший полумрак приглушал все цвета. Внутри открывалось пышное цветение и буйство красок. Расположенные в центре каменные часы были окружены уже отцветающими молодыми плодовыми деревьями; за калиткой начиналась мощеная дорожка, по обе стороны которой раскинулись травяные лужайки; в противоположных углах сада были устроены скалистые горки, покрытые цветочными коврами; по стенам карабкались плетистые розы. Садовники графа не жалели времени на то, чтобы поддерживать эту красоту в безупречном состоянии.
Оливия в муслиновом платье такого же сочного зеленого цвета, как трава, сидела, обхватив колени, на плоском камне одной из горок. Войдя, Клифтон осторожно закрыл за собой калитку, но не стал запирать ее.
– Ты сохранил его, Маркус? – Она пристально смотрела на него, приподняв одну бровь.
– Да, – Ответил он, подойдя ближе.
– Почему?
Несколько минут он не отвечал – разве мог он назвать ей истинную причину?
– Наверное, наследственная сентиментальность, – наконец произнес он. – Знаешь, когда что-то столь несказанно красиво, ощущаешь потребность оставаться верным этой красоте.
Она кивнула, видимо, удовлетворившись таким объяснением.
«Ты несказанно красива», – подумал он. Портрет возле его кровати больше не давал представления о ней. В Оливии уже не было цветения юности, она была женщиной, более пленительной, чем молодая девушка.
– Итак? – спросил он.
– Маркус, я не знаю, можно ли это предотвратить, – ответила она. – София всей душой стремится к браку, и я не заметила, чтобы все сказанное мною вызвало у нее хоть малейшее сомнение в правильности и благоразумии выбранного пути.
– Ты не смогла отговорить ее?
– Я сказала, что больше не буду обращаться с ней, как с ребенком, и предоставлю ей возможность самой принимать решения. Пообещала не запрещать помолвку, хотя и предупредила, что ты вполне мог бы это сделать. Но я также предупредила, что ее упрямство может обернуться большой ошибкой.
– Ты не запретила помолвку? – расстроенно спросил Клифтон.
– Маркус, ей исполнилось восемнадцать лет. В ее возрасте я уже была замужней дамой.
– Но как она может не понимать, что глупо терять голову при знакомстве чуть ли не с первым встречным мужчиной? Ей ведь всего восемнадцать, Оливия. Боже, она же совсем еще ребенок!
– Но она напомнила мне, что в Лондоне много девушек из высшего общества ее возраста, которых вывезли в свет, чтобы они нашли себе мужей. Таков обычай, Маркус, и она права.
– Значит, ты одобряешь помолвку? – Мужчина поставил ногу на камень, лежащий чуть ниже того, на котором устроилась его жена, и оперся локтем на колено. – Полагаешь, нам следует согласиться?
– Не знаю, – в замешательстве ответила Оливия. – Подсознательно я против этой помолвки. Мне не верится, что София будет счастлива с лордом Фрэнсисом. И я не уверена, что она точно знает, чего хочет, или отдает себе отчет, что влюбленность не всегда достаточное основание для брака. Но когда я привела ей эти доводы, она отплатила мне той же монетой. – Оливия понюхала сорванную красную гвоздику. – Она говорит, это из-за нас с тобой. – Подняв голову, графиня посмотрела на мужа. – По ее мнению, мы возражаем только потому, что наш брак не удался и нам трудно представить себе, что с ней ничего подобного не произойдет. София перечислила знакомые ей пары, которые до сих пор живут в браке, и, как оказалось, только у нас не сложилась семейная жизнь. Маркус, может быть, она права? Не излишне ли мы пессимистичны? Рассуждали бы мы подобным образом, если бы у нас ничего не произошло и мы оставались бы вместе? Или мы радовались бы ее браку с младшим сыном Роуз и Уильяма? Возможно, мы были бы довольны, несмотря на репутацию Фрэнсиса? Мне кажется, он очень увлечен Софией. У меня нет ответа, я не могу поставить себя на место благополучной замужней женщины. Я пришла сюда, чтобы попытаться найти ответ.
У него тоже не было ответа. Он просто смотрел на склоненную голову жены, на ее гладкие светлые волосы, аккуратно разделенные посередине пробором и зачесанные назад, смотрел, как она вертит в руках гвоздику, уткнувшись в нее носом.
Если бы ничего не произошло… Если бы Лаури не решил жениться и не пригласил его и Ливи в Лондон на свадьбу. Если бы он не изъявлял так явно желания поехать, потому что Лаури был его самым близким другом в Оксфорде. Если бы София не заболела корью за день до того, как они должны были отправиться в дорогу, и Ливи не уговорила бы его, во многом против его воли, ехать одному, потому что он настроился на праздник. Если бы не этот дурацкий мальчишник у Лаури за два дня до свадьбы и вся последующая бесконечная гулянка. Если бы остальные университетские приятели не смеялись над ним, называя его, совсем еще молодого, степенным женатиком, когда он отказывался пойти с ними в таверну, пользовавшуюся определенной славой. Если бы он не был так пьян и так глуп, беспросветно глуп. Потом он никогда не мог вспомнить, ни как звали ту девушку, ни как она выглядела. Он помнил только, что был с ней в постели и что в тот момент ему было противно. Помнил, что ненавидел себя, когда заплатил ей и выскочил на улицу, где его стошнило в сточную канаву на потеху честной компании.
И дальше он повел себя как полный идиот. Поступив так, он должен был найти какое-то успокоение для своей совести и выбросить из головы то, что произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70