– Ховард, – сказала она, – вы просто обязаны спасти меня и мисс Кэмерон от страшной участи – целое утро делить между собой одного джентльмена. Не хотите ли поехать на побережье с нами и мистером Парнеллом?
Ховард по обыкновению спокойно улыбнулся и согласился.
По дороге через долину к морю Мэдлин вела оживленный разговор с Ховардом и Джин, и Джеймсу в голову не приходило, что она с ним кокетничает. Когда лошади ступили с травы на песок и направились вдоль берега, Ховард подъехал к Джин, продолжая рассказывать ей об урожае репы, на который он возлагал большие надежды.
Таким образом оказалось, что Мэдлин смотрит в темные глаза того, кого она столь успешно избегала почти две недели. А он пристально вглядывается в ее зеленые глаза.
– Нравится вам ваша жизнь здесь? – неожиданно спросила она.
– Да, – ответил он, – все здесь мне очень знакомо. – Джеймс бросил взгляд на утес, возвышавшийся справа от них. – Тропинка, по которой мы обычно спускались, кажется, немного дальше.
– Да, – согласилась Мэдлин, указывая вперед. – Она начинается почти сразу же вон за той темной скалой.
– Бывшей причиной одной из наших самых ожесточенных ссор, насколько я помню, – сказал он.
– Да.
– Это было очень давно.
– Да.
– И мне кажется, – продолжат он, – что мы поменялись ролями. В то время именно меня ругали за склонность к односложным ответам.
– Да, – ответила Мэдлин и добавила:
– Я не могу разговаривать с вами. Я всегда знаю, что я должна сказать, и поэтому то, что я говорю, ничего не стоит. А вы думаете, что я глупа, тогда как на деле глупы только слова, которые я произношу.
– А разве мое мнение имеет для вас значение? – спросил он.
– Наверное, нет, – ответила она. – Но ведь никому не нравится, когда к нему относятся с презрением.
– Я никогда не относился к вам с презрением, Мэдлин, – возразил Джеймс. – Ну, может быть, в самом начале. Но не последние четыре года. И не теперь.
– Разве вы думали обо мне? – спросила Мэдлин. И возненавидела себя за этот вопрос. Как будто для нее имеет значение, что он ответит.
– Когда проводишь много времени наедине с собой, размышляешь о многом. Да, я думал о вас, как думал о каждом, кого знал в прошлом.
– А что вы думали обо мне? – спросила она. Джеймс долго молчал.
– Что я поступил глупо, – сказал он. – Что я поступил глупо, не оставшись дома в ту ночь и на следующее утро, чтобы увидеться с вами. Что я поступил глупо, решившись снова приехать сюда.
– Вы и теперь так думаете?
– Не совсем так, – возразил он. – Мне кажется, мы понимаем друг друга. И оба знаем, что развитие наших отношений невозможно. Когда я уеду, я наконец смогу оставить вас в прошлом.
Снова эта пронзающая боль в сердце! – Сможете? – переспросила Мэдлин. – Да.
– И вы больше не станете думать обо мне, когда окажетесь там, в диких краях?
– Не больше, чем о ком-либо другом, – заверил ее Джеймс. – Кроме того, я, быть может, останусь в Монреале.
Он смотрел вперед, на Джин Кэмерон. На этот раз боль обрушилась на Мэдлин лавиной, и она не смогла больше задавать вопросы.
А вы, спросил он, на мгновение впиваясь в нее глазами, – что будете делать вы, когда я уеду?
– Я собираюсь выйти замуж за лорда Норта, – ответила она, ослепительно улыбаясь. – Мы знаем друг друга целую вечность. Нам будет удобно вместе.
– Понятно, – сказал Джеймс. – И вы согласитесь быть удобной, Мэдлин?
– О да! – засмеялась она.
– Если из всего сказанного вами мне за последний месяц какие-то слова рассчитаны на то, чтобы укрепить меня в моем прежнем мнении, что вы неумны, – сказал он, – эти ваши слова, без сомнения, убедительны.
Хотя Мэдлин посмотрела ему прямо в глаза, она не поняла по их выражению, шутит он или говорит серьезно. Но разве Джеймс Парнелл может шутить? Это просто невозможно.
Она пожала плечами.
– Мисс Кэмерон, без сомнения, поступает неразумно выражая интерес к хозяйствованию Ховарда, – проговорила она. – Он, знаете ли, может никогда не остановиться. Придется нам сделать то, что вы сделали в последний раз, когда мы поссорились на берегу. Тогда вы рассказывали мне о вашей школе Теперь вы должны рассказать мне о стране, где вы пробыли три года. Как вы ее называете?
– Страна атабасков, – сказал Джеймс. – Ну что ж Мэдлин, хорошо. Я сделаю то же, что сделал тогда. Я буду рассказывать, а вы расслабитесь и будете только вставлять «В самом деле?!» и «Великолепно!» в соответствующих местах. Я буду вас развлекать.
И он действительно ее развлек. Впервые, как она поняла гораздо позже, уже возвращаясь назад, она забыла о себе, и о Джеймсе, и обо всем вокруг и была очарована его рассказами о северной стране, которые звучали так, словно то была другая планета.
Кажется, все время, что он рассказывал, она ни разу не отвела от него глаз. Но сейчас перед ней было тонкое, угловатое, мрачно-красивое лицо и живые темные глаза увлекательного рассказчика. Не было неприступного, пугающего лица того Джеймса, которого она знала.
Это походило на разговор с самим собой, размышления про себя, а этим искусством он овладел сполна. Когда же Джеймс, продолжая рассказ, посмотрел на нее, перед ним оказалась не та Мэдлин, которую он видел раньше. То была полная жизни прекрасная женщина, чьи зеленые глаза и раскрытые губы выдавали ее заинтересованность тем, что она слышит.
Он рассказывал – сколько же времени? Двадцать минут? Полчаса? Дольше? И говорил он без застенчивости, ничего не опасаясь. Как если бы она была молчаливой, но при этом, без сомнения, сочувствующей частью его самого.
Проклятие!
Глава 8
- Вы еще не решили покончить с этой вашей прихотью, Джеймс? – Леди Бэкворт, тяжело опираясь на руку сына, прогуливалась по парку перед Эмберли-Кортом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104