Даже во время рождественских каникул, когда выпадал первый чистый снежок, он не мог о них забыть. Ему никогда не позволяли быть непосредственным и откровенным в своих желаниях ребенком.
Сейчас он завидовал другим и готов был к ним присоединиться. «К черту слуг, даже если они увидят графа и графиню, резвящихся на снегу!» – мелькнула шальная мысль, и в этот момент в лицо ему угодил и тут же разлетелся снежными брызгами снежок. Холодная струйка потекла по шее за ворот. Он знал, что снежок бросила Элинор, его жена. При этом она громко рассмеялась и нагнулась, чтобы слепить новый. Он действовал мгновенно, импульсивно, чего не делал никогда с тех самых пор, как умер дед более десяти лет назад. Он не совсем понимал, как поступит дальше, когда подхватил Элинор на руки и быстро зашагал прочь от места снежного боя. Но, увидев сугроб, не избежал искушения. Давно он не испытывал такого удовольствия, как в тот момент, когда, размахнувшись, бросил ее в этот сугроб и она проплыла по воздуху, некрасиво растопырив руки и беспомощно болтая ногами, и наконец исчезла в мягком, пушистом снегу.
Он готов был от души расхохотаться и сделал бы это непременно, если бы не поймал ее гневный настороженный взгляд. А если бы она увидела себя в зеркале в этот момент, она содрогнулась бы от стыда. Покрасневшие щеки и нос блестели, как лакированные, мокрые волосы в беспорядке выбились из-под капюшона, вся она была в снегу, даже брови и ресницы стали белыми от налипшего снега.
И несмотря на все это, когда он резким рывком вытащил ее из сугроба и сделал это так стремительно, что она, не удержавшись на ногах, упала ему на грудь, он испытал непреодолимое желание обладать ею. Это чувство стало тревожить его с первого же дня их пребывания в поместье. Несмотря на свой неприглядный вид, Элинор была красива. Кроме того, неожиданно для себя он стал открывать в ней еще что-то, о чем не ведал и не знал. Приезд ее родственников помог ему увидеть сердечность, молодой задор и непосредственность – качества, столь незнакомые ему, но к которым его неосознанно влекло в людях. Если бы Элинор оказалась действительно такой, думал он, а не холодной мраморной статуей, какой он узнал ее в Лондоне… Ему почему-то стало трудно дышать.
Тетушки Берил, Юнис и Рут остались дома, чтобы обследовать чердак. Все остальные спустились вниз и одевались для похода в лес.
– Получше закутайте шею шарфом, – по-матерински заботливо наставляла графа тетя Берил. – Простуда на Рождество вам совсем ни к чему.
Граф послушно согласился с тем, что это ему ни к чему, и получше укутал горло шарфом.
– Не беспокойтесь, Рэнди, мы со всем здесь справимся, – заверила его тетушка Берил, – к вашему приходу все будет сделано.
Граф в этом не сомневался.
– Элли, дорогая, – тиская Элинор, шептала ей в это время тетушка Рут. – Он такой красивый. Дорогой Джозеф хорошо позаботился о тебе. Граф совсем не такой надменный и недоступный, как я опасалась, хотя он носит титул и все такое прочее. Ты видела, как вчера он присел на подлокотник моего кресла, будто член нашей семьи? Конечно, это не так, но очень мило с его стороны. О Господи, только подумать, что наша маленькая Элли теперь графиня!
«Маленькая» Элли, которая была на несколько дюймов выше своей тетушки, наклонилась и поцеловала ее в щеку.
– Ты, должно быть, счастлива, дорогая, – промолвила тетушка Рут и вздохнула.
– Да, тетя, – улыбнулась ей Элинор и в этот момент не кривила душой. Ее муж весело смеялся, слушая то, что рассказывал ему дядя Гарри, и действительно казался вполне своим среди них. Почти своим.
Дженни уселась на плечи отцу, а Дэйви побрел по снегу рядом, норовя отыскать сугроб повыше. К семье Тома присоединился виконт Созерби. Джордж подхватил под руку Мейбл, а мистера Бедкомба сразу окружила молодежь: Мюриель, Сьюзан, Гарвей, Джейн и Речел. Тетя Катерина шла между дядей Гарри и кузеном Обри, лорд Чарльз о чем-то разговаривал с Уилфредом. Граф и графиня, оказавшись между дядей Сэмом и дядей Беном, как бы замыкали шествие.
– Кто обычно помогает вам собирать остролист и омелу в лесу и парке, а также тащить из лесу рождественское полено, Рэнди? – полюбопытствовал дядя Бен.
– Меня не было здесь в прошлое Рождество, – ответил граф. – Да и все предыдущие восемь лет тоже. Тогда Гресвелл-Парк принадлежал моему кузену. Я давно не бывал здесь на Рождество. В детстве, при моем деде, кажется, этим занимались слуги. Они также празднично украшали дом.
– Здесь жил ваш кузен, и вы за это время ни разу не приехали сюда? – спросил дядя Сэм, нахмурив брови. – У вас большая семья, мой мальчик, где же они все в этом году? Разве, кроме кузена и вас, никого больше нет?
– У меня есть тетки, дяди и кузены, – сказал граф. – Но боюсь, мы не очень близки.
– Невероятно. – Дядя Сэм переглянулся с дядей Беном. – Просто невероятно, как ты считаешь, Бен? Нет семейных праздников? Нет смеха, шуток, разговоров, розыгрышей? Тишина, покой и одиночество. Тебе бы это понравилось, братец?
– Тишина и покой с моей Юнис? – удивился Бен. – Семейные праздники для меня отдых от ее болтовни, Сэм.
– Как вам не стыдно, дядя Бен! – упрекнула его Элинор.
– «Как не стыдно, дядя Бен!» – передразнил ее он. – Значит, ты говоришь, Рэнди, что всю подготовку к Рождеству поручали слугам? Да ведь подготовка к празднику – это самое интересное в нем! Разве у вас нет обычая есть пудинг, пить пиво с пряностями, петь рождественские песни и целоваться под венком из омелы?
– В нашей семье это всегда был тихий праздник, – пояснил граф. – Он не отличался от обычных дней в году. Разве только тем, что был еще скучнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68