Оставшись голой, она улеглась на одеяло и взглянула на него.
Она поняла, что Блейк сердится, хотя он не сказал ни слова. Она испортила ему всю обедню. Он ожидал, что она расстроится, испугается, смутится, но никак не думал, что она, как и он, самым естественным образом, будто так и надо, приготовится к тому, что должно произойти. Она улеглась и словно спрашивала, почему он медлит. Ну это уж слишком! Хотя она не произнесла ни слова, он чувствовал, что она издевается над ним. На самом-то деле она, конечно, была в смятении. Ей совсем не хотелось, чтобы он овладел ею даже без намека на нежные чувства.
Но она твердо решила победить. Она позволит ему получить свою порцию секса, а сама тем временем будет постепенно завораживать его, завлекать в золотую сеть любви. Уж она сделает все как надо, будьте уверены!
Она увидела, что он, кажется, передумал. Видимо, решил раздеться догола, потому что снял сапоги, сорочку и брюки. Да, подумала она, воображение ее не обмануло. Именно таким великолепным она и представляла себе целый день его тело. Только вот такого количества шрамов она не могла себе представить. Особенно страшным казался большой, еще свежий шрам ниже левого плеча, как раз над сердцем.
Как и шрамы на лице, шрамы на теле не уменьшали его привлекательности. Ей хотелось сказать ему, как он прекрасен, но ведь предполагалось, что будет половой акт, не затрагивающий чувств. Что ж, пусть так и будет.
Видимо, ни поцелуев, ни ласк тоже не будет, с сожалением подумала она, сразу же раздвинув ноги, как только его колени оказались между ее бедрами. Он уверенным рывком вошел в ее плоть. Она улыбнулась, глядя ему в глаза.
— Если половой акт совершается для удовольствия, Роберт, то я ожидаю, что ты мне его доставишь.
— Ты его получишь, Жуана.
— И я ожидаю, что сама дам тебе удовольствие, — сказала она, обнимая его. — Но я не могу доставить тебе удовольствия, если буду лежать как рыба.
— Делай как пожелаешь, — разрешил он, — ведь мы заключили взаимное соглашение.
Раздевание перед ним и наблюдение за тем, как раздевался он, возбудили ее не меньше, чем поцелуи и ласки. Когда он вошел в ее тело, там уже было влажно и плоть пульсировала в предвкушении наслаждения, а соски напряглись и затвердели от желания.
И от любви к нему.
Она обнимала руками и ногами все его мужское великолепие. Двигались ее бедра, двигались плечи, внутренние мускулы заманивали и затягивали его еще глубже и удерживали там. Она стиснула зубы, чтобы ничего не говорить. Казалось, ее старания не тронули его.
— Разве тебе не приятно? — шепнула она. — Скажи, Роберт.
— Приятно, — не стал отпираться он, однако голубые глаза смотрели равнодушно. Но при чем тут выражение его глаз, если она знала, что ему приятно?
— Так доставь и мне удовольствие, Роберт, — попросила она.
— Вот так? — спросил он, медленно выйдя из нее и так же медленно войдя снова. — Так доставляет тебе удовольствие?
— Да, — ответила она, и он, глядя ей в глаза, сделал так снова, потом еще раз.
Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Не было ничего более интимного, чем то, что они делали сейчас. Однако поцелуй символизировал близость любящих друг друга людей. Она хотела почувствовать его губы на своих губах, его язык внутри рта. Но тогда был бы опыт без любви. Интимность, а не близость. Секс, а не любовь.
Она шевельнула бедрами, чтобы подстроиться к заданному им медленному ритму.
— Тебе хорошо? — спросила она.
— Да.
— Мне очень хорошо. Ты, наверное, больше разбираешься в таких делах, чем большинство мужчин, Роберт? — спросила она.
— Тебе лучше знать, — ответил он. — Тебе не жестко на земле? Может быть, хочешь лечь на меня?
— Нет. — Она закрыла глаза, боясь, что он увидит по глазам ее страстное желание и поймет, как сильно он ей нужен. Он не может не догадаться. Разве можно иметь такую близость — да еще так, как делал он, — только ради физического удовольствия? Возможно, так бывает у мужчин. Может быть, у некоторых женщин. Но к ней подобное не относится. Она не могла заниматься этим исключительно ради удовольствия, а только или по обязанности — хотя выдержала всего шесть раз, — или по любви.
— С Беатрис ты чувствуешь то же самое? — Она снова открыла глаза и встретилась с ним взглядом. — С ней ты получаешь такое же удовольствие?
— Угомонись, Жуана, — сказал он. — Помолчи. — Он снова опустился на нее всем весом, подсунул ладони под ягодицы, чтобы ей не было слишком жестко на земле, и ускорил темп.
Она чуть с ума не сошла, дожидаясь, когда он кончит. Будь ее воля, она бы вообще никогда его не отпустила. Но он не позволял ей получать ее удовольствие. И когда она наконец почувствовала приближение кульминации по некоторым признакам, о которых узнала прошлой ночью, ей показалось, что он специально перестал погружаться очень глубоко, не позволяя ей, несмотря на все ее усилия, затянуть его в самый центр ее существа.
Так что она, кажется, проиграла. И он знал это. Где уж ей конкурировать с его опытом! Он играл с ней, как с противником, в победе над которым был абсолютно уверен. Она не могла победить его даже в той обреченной на поражение битве, которую вела с ним раньше. Не могла она играть с ним в игры, где просчитывался каждый ход, когда ее тело жаждало любви.
— Давай, Жуана, — шепнул он ей на ухо. Он мог с тем же успехом говорить с ней по-гречески — она его не поняла. Но поняла язык его тела. Он двигался медленнее, проникал глубже и вдруг погрузился так глубоко, что она, вскрикнув, забыла обо всем на свете.
Потом она лежала на спине и глядела на стволы и ветви деревьев. Вечерний ветерок холодил обнаженную кожу. Ее щека лежала совсем рядом с его плечом, от которого исходило тепло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119