- А я говорю, рыжая Марфа твоя родственница. Она кривого Матвея дочка. А кривой Матвей и твой дед - братья двоюродные.
- А я говорю, не было у меня рыжих родственников. Матвей был каштановый.
- Нет, рыжий.
- А я говорю - каштановый. Не было у меня рыжих родственников и не будет.
Ольга вскочила из-за стола. Стул в накрахмаленном белом халате упал. Ольга спросила тихо:
- А я?
- Что ты? Ты сиди, ешь пирог.
- А я разве тебе не родственница? - крикнула Ольга, оттолкнула ногой упавший стул и выбежала из комнаты. Громко хлопнула лестничная дверь. Звонок над ней звякнул от неожиданности. Умолкла балалайка. Аркашкин вальс громыхнул нелепым аккордом и затих.
- Ишь ты, - сказала старуха Маша. - Вся в рыжую Марфу. У тебя, Клаша, еще деверь был рыжий, Варфоломей.
- Не было деверя! - тихо и угрожающе прошептала бабушка.
- Как же не было?
- Не было!..
- Был!
Старая дворничиха взяла в зубы нож. Зарычала. И Маша, и Клаша примолкли в испуге. И Маша, и Клаша спросили:
- Что с тобой, Даша? Ты, никак, спятила?
КАРТИНА ПЯТАЯ
На дворе опавшие листья. Их намело с улицы. Они колышутся и тоненько звенят. Ветер обшаривает углы и подвалы, торопит засыпающие деревья.
Воробьи снова завладели двором, скандалят и скачут.
Ольга выбежала из парадной. Воробьи разлетелись, как брызги. Со второго этажа во двор спрыгнул Аркашка, схватил Ольгу за руку и потащил ее за каменный цоколь вазы.
- Прячься, бабушки мчатся!
Ольга сжалась в комок. Аркашка развалился на скамейке, задрал ногу на ногу и принялся спокойно свистеть песни.
Старухи высыпали из парадной - Маша за Клашей, Даша за Машей.
- И не отказывайся. Твой деверь Варфоломей был форменный рыжий.
- Нет, каштановый... Ольга! - позвала бабушка. - Ольга!
- Форменный рыжий. Его так и дразнили: Красный Варфоломей. Его кулаки вилами закололи, когда он по продразверстке ходил.
- Каштановый!
- Рыжий!
Дворничиха схватила метлу. Крикнула:
- Хватит!
- А я говорю - рыжий.
- А я говорю - каштановый.
- А я говорю - хватит!
Аркашка соскочил со скамейки, встал между старухами.
- Оттаскайте меня за уши. Кто желает? Ну, оттаскайте меня за уши.
Старухи опешили.
- Ольгу не видел? - спросила бабушка.
- На улицу побежала.
- Она тебе ничего не говорила?
- Сейчас вспомню. Ага, сказала, что больше не вернется, больше к вам не придет, потому что утопится.
- Что?
- Утопится.
Ольгина бабушка закачалась.
- И ты ее не схватил, не остановил за руку?
- Я не успел. А потом, для чего? Одной рыжей меньше.
- Ох ты... Ох ты... - сказала Ольгина бабушка и, как слепая, стала шарить рукой, куда бы ей сесть. - Уши оторвать тебе мало. Гений сырой!
Аркашка подставил ей ухо.
- Рвите, отрывайте. Я их вазелином смазал. Теперь не ухватите.
Старухи посадили Ольгину бабушку на скамейку. Маша напустилась на внука:
- Я тебе что велела? Я тебе велела вальс играть.
- Оттаскай меня за уши.
Старуха попыталась это сделать, но скользкие Аркашкины уши тут же выскользнули из ее пальцев.
- Рвите! Отрывайте! - крикнул Аркашка. - Что, не можете?
Воробьи на дереве тихо сидели. Они не понимали, что происходит, потому что такого во дворе никогда не бывало. Еще никто не отказывался Аркашке уши нарвать.
- Оленька, - всхлипывала Ольгина бабушка.
Дворничиха ее утешала:
- Ну, не рыдай, Клаша. Ну, не рыдай. Не такая она дурочка, чтобы с жизнью попрощаться.
- Оленька и пирогов не покушала.
- В милицию заявить нужно, - сказала старуха Маша. - Непременно. Ее по цвету разыщут... Ты мой вазелин взял? - спросила она Аркашку. - Тебе кто велел?
Аркашка снова подставил ухо.
- Тьфу ты, бес. Ну ладно, я найду к тебе другой ключ. Басовый. Я тебе что велела?
- Я музыку с пеленок ненавижу, - вкрадчиво сказал Аркашка. - Рвите мне уши. Отрывайте. Я слух потеряю. - Он сам взял себя за ухо и сам от себя вырвался.
- Вот и свихнулся мальчик, - покачала головой дворничиха.
Воробьи на дереве забеспокоились, принялись обсуждать, что сулит им в дальнейшем такое Аркашкино поведение.
- Оленька... - Ольгина бабушка вдруг вскочила. - Я тебя отыщу. - Она ринулась в подворотню. - Я тебя из-под воды спасу.
Старуха Даша устремилась за ней.
- Куда ты, Клаша?! Ты же плавать не умеешь.
- Все из-за твоей Марфы, - сказал Аркашка.
- Господи, воля твоя. Что же я такого сказала? Если Марфа была рыжая, так ведь ее зеленой не назовешь. Уж какая есть. Господи, я ж говорила, что от рыжей Марфы одно несчастье. Недаром я сегодня корову во сне видела. Черную комолую корову... Оленька. Морковочка. Подосиновичек. Рыженькая ты наша... - Старуха побежала догонять подруг.
Когда она скрылась, Аркашка сказал:
- Вылазь.
Ольга вылезла из-за цоколя.
- Так нельзя. У тебя сердца нет.
- Целый час про какую-то Марфу говорить можно? - спросил Аркашка. Меня каждый день за уши дергать можно? Уши ведь не для того человеку, чтобы их дергали.
Ольга села на краешек скамьи.
- Но ведь они старенькие - бабушки. Их уважать нужно.
- Бабушки - бич педагогики. Это наш директор сказал на собрании. Наш директор сам старик, он точно знает. - Вдруг Аркашка шлепнул кепкой по скамейке. - Придумал. Давай мы тебя перекрасим.
- Это зачем?
- Тогда тебя никто не будет рыжей дразнить.
- Пусть лучше дразнят. Я останусь как есть. А зачем это ты обо мне заботишься? Ты ненавидишь рыжих.
Аркашка снова сел. Вздохнул тяжело-тяжело.
- Я переменил взгляды. Слышишь, давай мы тебя перекрасим. Ты ведь в душе будешь знать, что ты рыжая, а другие не будут.
- Зачем? Пусть знают... Мне эту Марфу жалко. Она, наверно, красивая была и несчастная.
- Ты тоже красивая, - сказал Аркашка. Он застеснялся своих слов и, наверно, поэтому рассердился. - Не хочешь перекрашиваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23