Круг поплавков сужался. Рыба в кошельке кипела, бурлящая вода словно выпаривалась, сгущаясь в серебряное сусло, - прожектор со спардека бил в него белым жестким лучом. Вода вокруг невода стала похожа на пузырчатое стекло, что-то вспыхивало в ней драгоценными искрами, то алмазными, то изумрудными, голубыми и гранатовыми.
- Чешуя, - сказал Голощекин. - Рыбья чешуя сверкает...
Рыба бурлила уже у борта.
- Хотя бы тонн десять взять. - Голощекин всхлипнул, будто чихнул. - Я слезой истеку. Ишь как она через подбору скачет. Дело. Тяни. Р-разом!
Невод вдруг ходко пошел. Механик Коля плюнул, дернул руками, словно стряхнул с них налипшую грязь.
- Дыра!
Голощекин тоже выпустил сеть.
- Ну, дело, принесем жертву рыбацкому богу. Бросим в море щенка, что помельче. Эх, да за такое хорошее пусто-пусто и обоих не жалко. - Он схватил Женьку за плечи, но Женьке было и не страшно, и не обидно, он бы тоже кого-нибудь бросил или сам бросился от досады и злости.
- Как дыра? Какая дыра! Почему дыра? - закричал Женька.
Голощекин отошел от борта, сел, прислонясь спиной к двери камбуза, закурил сигарету.
- Шабаш.
Бригадир разминал пальцы. С них текла кровь.
- Коля, включи машину. Полегоньку. А то и остальную дель порвем. Выбери слабину. Не повезло... Невод, видишь, порвало. Сначала скрутило, значит... Чинить нужно невод. - Он говорил сконфуженно, как бы виноватя себя, и объяснял рыбакам, словно они не знали, в чем дело.
Сейнер шел в темноту. Здесь больше нечего было делать, рыба ушла, разбежалась во все стороны мелкими стаями.
Без самолетной наводки шел сейнер. Шел к известным лишь бригадиру да капитану рыбьим пастбищам.
Мальчишки пристроились возле Захара.
- Разбирайте дель поаккуратнее, - велел он. - Как дыру обнаружите, так и давайте, я латать буду.
Работали молча. Дыр было полно, и больших и маленьких. Юрий угрюмо курил, у него иглы не было.
- Слушай, дело, - спросил он вдруг Голощекина. - Ты не скажешь, зачем мы эту дель латаем? Ее уже год назад списать нужно было. Из-за чего мациквал? Дель - сплошная заплата, сквозная, как дым. С такой делью стыдно в море ходить. Погодите, этот кошелек у нас рыба с собой утянет. Останутся у бригадира одни подборы. На них в самый раз на стреле повеситься.
Бригадир не дернулся, не повысил голоса, тихо сказал:
- Останется кусок сетки, чтобы тебе глотку заткнуть. Где новых-то наберешься? Кошелек сколько тысяч стоит?
- Он себя уже тридцать раз оправдал. Чем мы хуже других?
Бригадир не бросил иглу - положил, но грохнул себя кулаком по колену так, что гул по площадке пошел.
- Когда мы сейнер получали, другие бригады на трофейных шаландах по морю лазали. Ты тогда фазаном по поселку ходил!
- Не ходил, - сказал Юрий.
- Ну да, ты не ходил. Другие ходили. Ты еще тогда мелко плавал. Короче, латай, не тревожь меня...
Напряжение постепенно спадало. Голощекин сказал вдруг:
- Что я над этой паршивой делью глаза порчу? Может, я от этого и не вижу дальше своего носа? Мой Витька, как заспорит со мной, так меня козырями... Ты, мол, папаша, в рыбе закопался, дальше носа не видишь. А он, видите ли, все видит. Хорошо ему вдаль глядеть. Паршивец он, мой Витька - говорит, самая лучшая рыба - колбаса. Кибернетики начитался...
...Невод был уже собран и уложен в порядок, когда из рубки выскочил, словно ополоумевший, радист Капустин.
- Рыба! - закричал он. - Сплошняком стоит!
Рыбаки во главе с бригадиром бросились к рубке. Механик машину застопорил. Было тихо и очень тревожно. Воздух не проходил в Женькины легкие, касался только верхушек - Женька дышал часто, как собака в жаркий полдень.
На ленте эхолота у каменистого дна темнело громадное, плотно заштрихованное пятно.
- Тысячу лет не видал такой рыбы, - прошептал механик Коля. - Со времен фараонов... И не салака это - наверно, треска.
В груди у Женьки что-то запело, ему захотелось кричать, побежать куда-то, хватать, ловить, совать за пазуху. Куница приплясывал, дышал с подсвистом и тихонько скулил: "Ай-яй-яй!.."
- Глубоко стоит, поплавки снимать нужно...
- Здесь по тысяче на пай. Соображаешь, я на свой кусок в Сочи слетаю по высшему разряду. Говорят, там русалок навалом. Держите, я сейчас за этой рыбой нырять стану.
Последние Колины слова совпали с Женькиным настроением, сейчас он был готов на все: скомандуй бригадир - и он нырнул бы в черную глубину, в осклизлые водоросли...
- Нужно в колхоз передать, чтобы другой сейнер прислали, - сказал спокойно-грустящий голос.
Сначала Женька не понял смысла и, только глянув на говорившего - это был Голощекин, - понял и как бы захлебнулся.
- Наш невод не выдержит, - говорил Голощекин.
Юрий закричал вдруг, как заскулил:
- А-а! Не могу я больше терпеть, когда другие, бакланы и лентяи, больше нас рыбы берут!
Бригадир молчал. Сопел тяжело. Рядом с ним стоял капитан Малыгин. Он и скомандовал:
- Капустин, передай в колхоз. Стоим на косяке. Взять не можем. Пришлите сейнер с крепким кошельком.
Радист неотрывно смотрел на эхолот. А он в тишине щелкал, щелкал, словно считал рыбу поштучно. Рыбаки дышали на низких тонах.
- Радист! - крикнул капитан Малыгин. - Выполняйте приказание! Бегом!
* * *
Вода в канале тихая. Дома на берегу тоже тихие. Двигатель словно синее шелковое шитье рвет, и оно шуршит, оглаживая усталые руки.
Игорь Николаевич думал, подремывая: "Женька спит, наверно, десятый сон досматривает. Какие у него сны, какие страхи во снах, какие радости?" К Жене Игорь Николаевич стал присматриваться вдруг, когда сын отказался от щенка-боксера. Чьи суровые глаза не заузятся в улыбке, глядючи на двухмесячного щенка-боксера? Каким рукам не захочется этакое существо потискать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12