Может быть, так вот и лето прошло бы, но случилась одна история.
Рано утром мы все лежали у кузницы, возле своего трактора, ждали, когда придёт из колхозного правления Стёпка, принесёт наряд на работу. Утреннее солнце клонило в сон. Оно будто водит перышком по щекам. Я заметил: если лежишь на солнце ничего не делая, всегда хочется подремать.
Вдруг все ребята подняли головы. К кузнице шёл дед Улан. Одной рукой он опирался на свою вересовую палку, а другой тащил здоровенный яблоневый сук. Он тащил сук с трудом. Коленки у него тряслись, голова вздрагивала.
Дед обвёл нас взглядом, словно выискивал кого-то.
- Турки вы, - сказал дед. - Турки... алфреды.
К кузнице подошёл Стёпка. Он увидел яблоневый сук у деда в руках и сразу понял, в чём дело.
- Дед, это не мы, - сказал он.
Улан отпихнул его палкой.
- Отойди... Турки вы, - бормотал он. - Пустое вы семя. Полова...
Дед заплакал. Старый уже был человек. Даже отлупить нас у него не было силы. Мы бы не сопротивлялись, пусть лупит. А он повернулся и пошёл прочь. Старается идти быстро. Ноги его не слушаются, только трясутся пуще, а шага не прибавляют.
- Кто? - спросил Стёпка.
Ребята молчат. Стёпка ещё раз спросил:
- Кто?.. - Потом начал допытывать поимённо.
Гурька рассердился, закричал:
- Ты что за прокурор? Говорят, не лазали, - значит, не лазали. Кто к Улану полезет?
- Никто, - согласился Стёпка. - Не было ещё, чтобы к Улану в сад лазали.
И тут Гурька догадался:
- Алфред!
- Алфред! - зашумели ребята. - Айда!
Стёпка всех остановил.
- Куда? Нужно его с поличным захватить.
"Ух, Алфред, тяжко тебе придётся", - подумал я.
Целый день мы отработали на своём "Беларусе" - возили торф. А вечером все разошлись по садам караулить Алфреда. Мы со Стёпкой полезли к деду Улану.
Просидели до темноты.
Ночи у нас тихие - слышно, как брёвна потрескивают в стенах, остывая; как коровы жуют жвачку, а куры на шестах чешутся. Слышно, как далеко-далеко гудит паровоз, будто тонкой петлей стягивает сердце, и замирает оно от того крика. Я даже песни сочинять стал:
Вы, алфреды, гады,
Вы, алфреды, паразиты,
Нет для вас пощады...
В этот вечер в садах было всё спокойно и в следующий тоже. Зато на третий вечер слышим, раздвигаются в плетне прутья и кто-то нас тихо кличет:
- Эй!..
Мальчишка, Игорёк, совсем маленький, сын колхозного конюха, просунул голову в Уланов сад, шепчет:
- Эй!.. Бежим, я Алфреда углядел.
Мы через плетень, как козлы, - одним махом.
Игорёк бежит между нами. Шуршит что-то. Нам некогда слушать. Стёпка от нетерпения подхватил его на закорки. Пролезли мы через Игорьков двор к проулку. Игорёк доску в заборе отодвинул, показывает.
- Вот он, Алфред, глядите.
Нам в щёлку виден весь проулок. Луна светит. Возле плетня в тени притаился Алфред, стоит тихо. А сад-то... Стёпкин. Стёпка кулаки сжал.
- Выжидает, гадюка... Беги зови ребят.
Скоро в Игорьковом дворе собралась толпа. Стоим ждём, когда Алфред в сад полезет. Некоторые даже приговаривают:
- Ну полезай же ты, Алфред несчастный.
И вдруг через забор из сада кто-то спрыгнул.
- Любка?
Так и есть - она. Вытащила из-за пазухи яблоко и протянула Алфреду.
Алфред прислонился к плетню, жрёт яблоко и что-то шепчет Любке и хихикает.
И тут мы все сразу через забор, чуть им не на головы.
- Стойте, голубчики!
Алфред уронил яблоко, глазами туда, сюда. Мы стоим плотно - не удерёшь!
Стёпка взял Алфреда за горло.
- Ты у деда Улана яблоню сломал?..
Стёпка выругался и оглянулся на Любку, забормотал что-то: неловко ему стало за свою брань.
И я смотрю на Любку. В темноте все люди кажутся бледными. А Любкино лицо сейчас белее зубов. Платье у неё перетянуто пояском. За пазухой яблоки.
Стёпка ещё раз тряхнул Алфреда:
- Говори, ты у деда Улана яблоню потравил?
- Ничего я не знаю, - пробормотал Алфред. - Я не вор. Я не лазаю по садам!
Стёпка поднял руку, чтобы ударить. Алфред вцепился в его кулак.
- А за что ты меня хочешь бить? Ты Любку бей. Она к деду Улану лазала. И сюда тоже ведь она... - Алфред метнулся к Любке, рванул её за поясок.
Яблоки посыпались к Любкиным ногам, будто ветку тряхнули. Большие яблоки, отборные.
- Что же ты её не ударишь? - сказал Алфред. Он обвёл нас глазами, подмигивая и кривя рот. - Эй, вы, я знаю, почему он Любку не бьёт. Он...
- Эх... - Стёпка ударил, и Алфред ткнулся носом прямо в эти яблоки.
Я подошёл к Любке.
- Ты зачем на яблоню лазаешь? Ведь договаривались.
- А тебе что? - сказала она глухо. - Бейте...
Любка стояла не двигаясь, даже пояска не подняла.
Гурька подошёл к ней.
- Думаешь, любоваться тобой будем? Пришла пора...
И тут Стёпка бросился к Любке. Он побледнел сильнее, чем она, поднял кулаки, готовый подраться с нами.
- Ага, - поднимаясь с земли и вытирая лицо, проверещал Алфред. - Он влюблён в эту Любку! Ха-ха!..
Любка молчала, потом едва слышно произнесла:
- Пустите меня.
Мы расступились. Я поднял Любкины туфли (они лежали в траве у плетня), сунул их ей в руку. Она взяла и пошла по проулку. Мы смотрели ей вслед. Любка будто почувствовала это. Обернулась.
- Ребята... - Она прижала к лицу белые носочки, заплакала.
Мы словно очнулись.
- Бей гада! - крикнул Гурька.
Что было дальше, вы уже знаете.
Вот и вся история. Хочу только добавить: с тех пор нет в нашей деревне слова обиднее, чем "алфред".

1 2 3 4 5