ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Воскресший из мертвых знал, что его сутана видна сейчас всему миру, что каждый его шаг по земле Венгрии станет самой приметной вехой его биографии, славным достоянием истории отцов католической веры. И потому он действовал только возвышенно, ни на мгновение не роняя своего величия.
Прибыв в Ретшаг, он сразу же, не упиваясь ликующей, с зажженными факелами в руках толпой ретшагцев, приветствовавших его, сурово раскланялся и направился в церковь. Целых двадцать минут молился богу, ласково беседовал с горожанами, благословлял их.
Тут, в Ретшаге, отвечая на приветствие, кардинал произнес слова, которые через несколько дней, распространенные иностранными корреспондентами, облетели весь мир:
– Дети мои, я буду продолжать то, на чем мне пришлось остановиться восемь лет назад.
Патер Вечери был доволен первыми шагами, первым лепетом кардинала. Рывок энергичный, речь короткая, крылатая. Умный и догадливый, кому она по существу и адресуется, поймет ее, воспримет как сигнал к действию. Тугодум не почувствует в ней ничего опасного. Дурак подумает, что кардинал будет продолжать пастырским своим словом служить богу и людям. А те, кто еще упорно поддерживают агонизирующий режим, оценят кардинальское выступление в Ретшаге как нейтральное, чисто христианское. И русские не будут иметь предлога очернить кардинала, объявить его реакционером. В общем, все опасности обойдены. Так думал патер Вечери.
Кардинал и его информатор и советник провели ночь в казармах венгерского танкового полка, в личном кабинете начальника штаба, любезно предоставленном Палинкашем-Паллавичи. Для Миндсенти раздобыли кровать. Патер Вечери провел ночь в кресле.
Не спали до рассвета. Оруженосцам святейшего престола о многом надо было поговорить. Больше говорил патер Вечери. Он подробно информировал кардинала о политической ситуации в Европе и во всем мире, сложившейся после военной акции Англии, Франции и Израиля в зоне Суэцкого канала. Рассказал, что произошло в Венгрии за прошедшую неделю, какая обстановка сложилась в Будапеште, Дебрецене, Пече, Ваце, Дьере и других областных центрах.
Кардинала особенно заинтересовала позиция русских. Он спросил, действительно ли похоже на то, что советское командование выполнит неукоснительно соглашение, заключенное с Имре Надем, и выведет свои войска из Будапешта.
– Да, ваше преосвященство, выполнит. Советские танки уже покинули столицу.
– Вы это видели своими глазами? – Миндсенти приподнялся на постели. Он был очень бледен, очень серьезен.
– Видел, ваше преосвященство! Правда, сквозь слезы радости, но достаточно ясно. Уходят!
Кардинал закрыл глаза, боком, словно теряя сознание, свалился на постель и зашлепал губами, вознося богу благодарственную молитву.
При скупом свете ночника на суровом фоне солдатской постели лицо примаса показалось патеру Вечери не только величественным, как в замке, но и таинственно-прекрасным. Нет, это не просто лицо человека. Один из тех бессмертных источников, из которых Рембрандт черпал свое вдохновение. Свет и тени. Густая темнота и ослепительный поток золотого света. Коричнево-пепельный тревожный мрак и победно-радостная солнечная вспышка.
Патер Вечери с умилением смотрел на примаса. Этого человека он когда-то презирал! И не только презирал, – завидовал ему, считал выскочкой. Тщательно коллекционировал все плохое, что о нем сочиняли на Ватиканском холме, где в ту пору обитал Йожеф Пем в роли личного адъютанта у влиятельного кардинала Евгения Пачелли, папского нунция в Германии с 1917 по 1929 год, статс-секретаря Читта дель Ватикано – с 1930, а позже, с 1939 года, ставшего папой римским, Пием XII.
Примас кончил молитву. Повернулся к своему информатору и советнику и обычным, мирским голосом заговорил о самом главном, чего до сих пор самоотверженно не касался, надеясь на такт и чуткость собеседника. Тот оказался недогадливым, и кардиналу пришлось самому затронуть щекотливую тему.
– Что говорят обо мне венгры? – спросил он.
– Разное, ваше преосвященство. Одни давно примирились с пожизненным вашим заключением и будут удивлены, мягко говоря, вашему освобождению. Другие ждут не дождутся вас. Третьи боятся появления примаса в бушующем страстями Будапеште. Четвертые не прочь поставить вас к стенке, да руки коротки. Пятые хотели бы видеть вас в качестве достойного преемника мавра.
– Кого? – переспросил кардинал, в его лихорадочно-сияющих глазах сверкнуло осмысленное, живое любопытство.
– Мавра… того самого, который сделал свое дело и может уйти. Имре Надя.
Остроумие патера было вознаграждено улыбкой кардинала, первой с часа освобождения.
– Шестых нет? – спросил он, и его мягкая, женственная рука легла на руки патера Вечери.
– Есть и седьмые и двадцатые, но это уже только оттенки.
– Каких же венгров больше?
– Пятых, ваше преосвященство. Тех, которые хотели бы видеть вас преемником Имре Надя.
Кардинал слегка сжал руку патера и пытливо посмотрел на его тонкогубое, надежно защищенное умной, чуть лукавой усмешкой лицо. Прозрачные глаза Вечери ничего не выражали.
– А вы, мой друг, к какой группе принадлежите?
– К самой многочисленной, к самой скромной, самой осторожной и дальновидной.
Кардинал или не понял намека, или не пожелал ограничиться намеком, или хотел услышать ясный ответ на свой чрезвычайно важный вопрос. Строго смотрел на патера и ждал, что он скажет дальше.
Советник вынужден был до конца прояснить проблему.
– Видите ли, ваше преосвященство, я считаю, что опасно трясти яблоню, когда она только еще цветет, можно вместо урожая получить червивый плод, выкидыш, а то и просто кукиш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Прибыв в Ретшаг, он сразу же, не упиваясь ликующей, с зажженными факелами в руках толпой ретшагцев, приветствовавших его, сурово раскланялся и направился в церковь. Целых двадцать минут молился богу, ласково беседовал с горожанами, благословлял их.
Тут, в Ретшаге, отвечая на приветствие, кардинал произнес слова, которые через несколько дней, распространенные иностранными корреспондентами, облетели весь мир:
– Дети мои, я буду продолжать то, на чем мне пришлось остановиться восемь лет назад.
Патер Вечери был доволен первыми шагами, первым лепетом кардинала. Рывок энергичный, речь короткая, крылатая. Умный и догадливый, кому она по существу и адресуется, поймет ее, воспримет как сигнал к действию. Тугодум не почувствует в ней ничего опасного. Дурак подумает, что кардинал будет продолжать пастырским своим словом служить богу и людям. А те, кто еще упорно поддерживают агонизирующий режим, оценят кардинальское выступление в Ретшаге как нейтральное, чисто христианское. И русские не будут иметь предлога очернить кардинала, объявить его реакционером. В общем, все опасности обойдены. Так думал патер Вечери.
Кардинал и его информатор и советник провели ночь в казармах венгерского танкового полка, в личном кабинете начальника штаба, любезно предоставленном Палинкашем-Паллавичи. Для Миндсенти раздобыли кровать. Патер Вечери провел ночь в кресле.
Не спали до рассвета. Оруженосцам святейшего престола о многом надо было поговорить. Больше говорил патер Вечери. Он подробно информировал кардинала о политической ситуации в Европе и во всем мире, сложившейся после военной акции Англии, Франции и Израиля в зоне Суэцкого канала. Рассказал, что произошло в Венгрии за прошедшую неделю, какая обстановка сложилась в Будапеште, Дебрецене, Пече, Ваце, Дьере и других областных центрах.
Кардинала особенно заинтересовала позиция русских. Он спросил, действительно ли похоже на то, что советское командование выполнит неукоснительно соглашение, заключенное с Имре Надем, и выведет свои войска из Будапешта.
– Да, ваше преосвященство, выполнит. Советские танки уже покинули столицу.
– Вы это видели своими глазами? – Миндсенти приподнялся на постели. Он был очень бледен, очень серьезен.
– Видел, ваше преосвященство! Правда, сквозь слезы радости, но достаточно ясно. Уходят!
Кардинал закрыл глаза, боком, словно теряя сознание, свалился на постель и зашлепал губами, вознося богу благодарственную молитву.
При скупом свете ночника на суровом фоне солдатской постели лицо примаса показалось патеру Вечери не только величественным, как в замке, но и таинственно-прекрасным. Нет, это не просто лицо человека. Один из тех бессмертных источников, из которых Рембрандт черпал свое вдохновение. Свет и тени. Густая темнота и ослепительный поток золотого света. Коричнево-пепельный тревожный мрак и победно-радостная солнечная вспышка.
Патер Вечери с умилением смотрел на примаса. Этого человека он когда-то презирал! И не только презирал, – завидовал ему, считал выскочкой. Тщательно коллекционировал все плохое, что о нем сочиняли на Ватиканском холме, где в ту пору обитал Йожеф Пем в роли личного адъютанта у влиятельного кардинала Евгения Пачелли, папского нунция в Германии с 1917 по 1929 год, статс-секретаря Читта дель Ватикано – с 1930, а позже, с 1939 года, ставшего папой римским, Пием XII.
Примас кончил молитву. Повернулся к своему информатору и советнику и обычным, мирским голосом заговорил о самом главном, чего до сих пор самоотверженно не касался, надеясь на такт и чуткость собеседника. Тот оказался недогадливым, и кардиналу пришлось самому затронуть щекотливую тему.
– Что говорят обо мне венгры? – спросил он.
– Разное, ваше преосвященство. Одни давно примирились с пожизненным вашим заключением и будут удивлены, мягко говоря, вашему освобождению. Другие ждут не дождутся вас. Третьи боятся появления примаса в бушующем страстями Будапеште. Четвертые не прочь поставить вас к стенке, да руки коротки. Пятые хотели бы видеть вас в качестве достойного преемника мавра.
– Кого? – переспросил кардинал, в его лихорадочно-сияющих глазах сверкнуло осмысленное, живое любопытство.
– Мавра… того самого, который сделал свое дело и может уйти. Имре Надя.
Остроумие патера было вознаграждено улыбкой кардинала, первой с часа освобождения.
– Шестых нет? – спросил он, и его мягкая, женственная рука легла на руки патера Вечери.
– Есть и седьмые и двадцатые, но это уже только оттенки.
– Каких же венгров больше?
– Пятых, ваше преосвященство. Тех, которые хотели бы видеть вас преемником Имре Надя.
Кардинал слегка сжал руку патера и пытливо посмотрел на его тонкогубое, надежно защищенное умной, чуть лукавой усмешкой лицо. Прозрачные глаза Вечери ничего не выражали.
– А вы, мой друг, к какой группе принадлежите?
– К самой многочисленной, к самой скромной, самой осторожной и дальновидной.
Кардинал или не понял намека, или не пожелал ограничиться намеком, или хотел услышать ясный ответ на свой чрезвычайно важный вопрос. Строго смотрел на патера и ждал, что он скажет дальше.
Советник вынужден был до конца прояснить проблему.
– Видите ли, ваше преосвященство, я считаю, что опасно трясти яблоню, когда она только еще цветет, можно вместо урожая получить червивый плод, выкидыш, а то и просто кукиш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105