Не столько дневник, сколько самое настоящее признание собственной вины. Понятно, почему Проспер хранил эту «Книгу» в такой тайне.
В другом разделе «Книги» я нашла отрывок из беседы Хичкока и Трюффо о «Головокружении», о сцене, в которой Джимми Стюарт становится свидетелем того, как его возлюбленная выбрасывается из окна небоскреба.
Трюффо: Что заинтересовало вас в той книге, на сюжете которой вы построили свой фильм «Головокружение»?
Хичкок: То, что ее герой пытается возродить образ погибшей женщины в другой женщине, живой.
Последняя половина «Книги» Проспера была полностью посвящена «Буре». На протяжении многих лет он играл с ее темами и героями, искажая идеи автора, всячески манипулируя сюжетом, пытаясь приспособить его к своим намерениям, вычитывая в пьесе то, что Шекспиру никогда бы не пришло в голову.
Заметки на полях сценария были своеобразными шедеврами: зарисовки волн различной конфигурации, схемы сценического освещения времен Шекспира и многое другое. Компьютерный финал фильма оказался мне совершенно непонятен, хотя Рэм, наверное, разобрался бы в нем без особого труда. Финальная сцена по плану режиссера должна проходить внутри пещер на острове Элефанта, где камеры снимали бы демонстрацию различных версий «Бури», а волшебная студийная буря ревела бы снаружи. Все это выглядело как-то чудовищно искусственно.
В день моего приезда в Индию Проспер занес в свою «Книгу» следующую цитату: «Бенгальские огни – сернистое соединение черного цвета, применяемое в качестве сигнального средства при кораблекрушении и для ночного освещения». Для каждого дня моего пребывания здесь Проспер в своем «черном» дневнике подбирал особый эпиграф. Словно я тоже была частью его фильма, а не самостоятельной личностью.
В том же ящике, где лежала «Книга» Проспера, я отыскала коричневый конверт с остальными фотографиями Сами. Наконец-то настоящие улики. Многие лица на них мне знакомы, хотя среди них нет ни одной яркой звезды с политического небосклона. И тут же я подумала: но если это – улики, то в чем они уличают? В пристрастии к экстравагантным формам секса, не более. И, конечно же, не в убийстве.
Я легла немного отдохнуть на узкую постель и тут же провалилась в какое-то облако. Глаза закрылись сами собой. За стенами гигантский пылесос пытался засосать домик и унести в небо; странно успокаивающее чувство, что чья-то чужая рука поигрывает кнопкой быстрой перемотки вперед.
4
Когда я открыла глаза, ветер и дождь немного поутихли, а на небе светила яркая луна. Я посветила фонариком на часы: 4.15. Если циклон пришел так, как предсказывалось, то здесь должен находиться его центр. Но небо было ясное, без дождя и ветра. В моем распоряжении от трех до четырех часов до того момента, как центр циклона пройдет, тогда вновь поднимется ураганный ветер. Если я выйду со студии прямо сейчас, то по дороге обязательно встречу какого-нибудь сорвиголову, едущего в Бомбей.
Я положила «Книгу» Проспера вместе с фотографиями Сами в свой рюкзак и вышла в ночь, залитую лунным светом. Даже в искусственном студийном мире в воздухе слышались звуки роста, влажное хлюпанье, исходящее от пропитанной влагой почвы. А за пределами студии я почувствовала ароматы вновь пробуждающейся к жизни земли.
Еще в школе в Шотландии я прочла одну историю о Всемирном потопе, которая напомнила мне тогда индуистские мифы, слышанные в раннем детстве. Это была греческая легенда о Девкалионе и его жене Пирре, после потопа высадившихся на своем ковчеге на горе Парнас. Они помолились Зевсу, чтобы он не оставил их в одиночестве. «Бросайте за собой кости своей Матери», – сказал им Зевс. Кости Матери, как они поняли, – это камни Матери-Земли. И когда они стали бросать их за собой, из камней, брошенных Девкалионом, выросли мужчины, а из камней, брошенных Пиррой, – женщины.
Я сунула руку в боковой карман сумки и вытащила оттуда маленький пакетик, который носила с собой с того времени, как умерла мать. В нем лежали маленькие ягодки стрихнина. Они захрустели под пальцами, словно хлебные крошки.
Семь лет назад я рассказала моему отцу одну историю. Она звучала примерно так:
Я пришла и нашла мать в ванне полумертвой. Она приняла стрихнин. Она делала это и раньше в Керале, но значительно меньшими дозами, в настолько малых концентрациях, что стрихнин действовал на нее только как стимулирующее средство. На ее нервную систему и на совесть моего отца. В Шотландии после смерти бабушки она продолжала не слишком удачно экспериментировать с аспирином и снотворным. Она так часто говорила мне, что хочет покончить с собой, что это стало необходимым фоном наших с ней отношений. Я сказала отцу, что, когда в тот последний раз нашла мать в ванне, у нее уже начались сильнейшие конвульсии от стрихнина – и это была правда – и что, когда я попыталась ее коснуться, судороги усилились, тело соскользнуло под воду и она утонула. Очень быстро. Слишком быстро, чтобы ее можно было спасти.
Звучало вполне правдоподобно, очень типично для отравления стрихнином.
Я сказала, что не стала сразу же звонить в полицию или вызывать «скорую помощь», а несколько часов сидела и ждала чего-то. До тех пор, пока вода не остыла. Отец приехал в Шотландию из Кералы, чтобы дать свидетельские показания в мою защиту. Он заявил, что Джессика и прежде несколько раз совершала попытку самоубийства. Ягоды стрихнина оказались у нее потому, что незадолго до трагедии мать и дочь побывали в Керале, где Джессика встретила старого садовника, у которого всегда был определенный запас ягод.
Та поездка в Кералу не увенчалась успехом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166