22
Никакой радости мне от этого не было. Как вор, перелез тайком через стену. Естественно, разодрал себе ладони об осколки. Взобравшись на дерево, стал наблюдать психиатрическую клинику Менгендорфа. Хорошенькое дело! Особенно я следил за входом в подвал. Позиция для фотографирования у меня была идеальная.
Однако, просидев часа два, я слез с дерева и приискал себе местечко в кустарнике. Отсюда было не так хорошо наблюдать, но дольше на дереве я оставаться не мог, потому что то и дело клевал носом. Скучнее занятия, кажется, пе придумаешь – наблюдать вход в подвал.
Я не был хорошим фотографом, но в данном случае речь шла не о каких-то сверххудожественных фотографиях. Лотар зарядил аппарат пленкой, которая, как он утверждал, настолько чувствительна, что можно снимать даже в темноте. Это было то, что нужно, – работать с осветительной вспышкой я, конечно, не хотел. У меня не было ни малейшего желания, чтобы мне дали по шее.
Я просидел в засаде всю ночь. В результате только промерз – и больше ничего. Две плитки шоколада я умял в первый же час и чай выдул.
Когда я с разодранными ладонями вернулся наутро домой, у меня было только одно желание – оттрепать себя за ухо. Я чувствовал себя полным идиотом. Просидеть целую ночь во дворе клиники – и хоть бы какой-нибудь толк. А мне, может быть, предстояло провести еще несколько таких ночей. Я же должен был в конце концов снять эти ночные фургоны, а они могли иметь отношение не только к домам престарелых.
23
В условленный час перед воротами стоял развозочный автомобиль. В нем удобно могли разместиться два кресла-коляски. Была даже подъемная платформа. За рулем сидел Франц. В прошлом водитель грузовика, за которым – как он утверждал! – не числилось ни одной аварии, а он ездил больше 40 лет. С ним – Иоганнес Штеммлер и Хильде Кууль. На всякий случай. Труде взялась приютить у себя четырех беглецов и обеспечить на первое время уход за ними.
Студент-медик 10-го семестра обещал оказать беглецам первую медицинскую помощь.
В доме престарелых давно царил покой.
Густав уже преподнес сторожу бутылку коньяка, обогащенного несколькими таблетками снотворного. Сторож расценил подарок как выражение признательности к нему старых людей, которую он якобы справедливо заслужил тем, что всегда был дружелюбен к ним. Он чувствовал себя польщенным и тотчас налил стаканчик. Он пропустил, естественно, еще не один раз.
Мать и Густав между тем пробрались к «складу запасных частей». Дверь была закрыта, но ключ, как всегда, торчал снаружи в замочной скважине.
В помещении было холодно. С потолка свисала па кабельном шнуре голая лампа. Костыли бросали на пол длинные тени. Переносные носилки. Бегунки. Пустые мешки. Две белые смирительные рубашки. Пустые бутылки. Пахло дезинфицирующими средствами. В одном углу беспорядочная масса нагроможденных друг на друга кресел-колясок. Это напоминало свалку негодных вещей.
Мать и Густав принялись разбирать эту груду в надежде найти исправную коляску. Тут были сплошь устаревшие модели. Ни одной коляски, которая приводилась бы в движение электричеством.
– Эти все сломаны. Может, у них здесь только одни негодные вещи, – прошептала мать.
Густав замотал головой.
– Нет, Иоханна. Совсем негодные они выбрасывают. Лучших у них вообще нет. Колясками здесь практически никто не пользуется. Если не можешь сам передвигаться – лежи в постели, и все. Сюда редко поступают люди, у кого была бы своя коляска. Да и те пользуются ими, только пока их навещают близкие. Потом им уже не дают пользоваться колясками, они вынуждены лежать, а коляски их исчезают.
– Куда, интересно? Здесь их, во всяком случае, нет. Модели все двадцатилетней давности.
– Может, они их продают? Электрическую коляску еще можно продать за какую-то цену. Новая она или подержанная. Больничная касса часто отказывается оплачивать такие. А в газете почти ежедневно бывают объявления. Куплю подержанное кресло-коляску. По самой высокой цене. Может быть, санитары как раз и подрабатывают на этом. Не знаю.
– Ну у нас, во всяком случае, нет времени давать объявление. Давай-ка смотри получше.
– Вот эта, кажется, подойдет.
Они с трудом откатили коляску на несколько метров. Она была тяжелая, но это еще не беда, как-нибудь они бы справились… вот только она скрипела немилосердно. Такая им явно не годилась.
– Масло, – сказал Густав. – Нужно масло.
Мать отправилась искать масло. Густав продолжал разбирать груду. Нужна была еще одна коляска. В тот момент, когда ему показалось, что он нашел подходящую, в коридоре послышались шаги. Это мог быть только санитар. Никто из стариков не ходил так энергично и быстро.
Густав не на шутку перепугался. Дверь в помещение была не плотно закрыта. Санитар уже был совсем рядом. Он увидел, что в помещении горит свет. Он распахнул дверь настежь, оглядел помещение, недовольно пробурчал, дескать, какая халатность или что-то вроде этого, потом выключил свет и запер дверь снаружи на ключ.
Густав лежал, скорчившись, между креслами-колясками. У него уже ныла спина, ведь он был слишком стар, чтобы долго оставаться в такой позе, но он не переменял положения, боясь, что в темноте сделает неосторожное движение и наделает шуму. Во второй раз санитар более тщательно осмотрит помещение и тогда уже наверняка его обнаружит.

Он лежал не двигаясь до тех пор, пока шаги в коридоре совсем стихли.
Моя мать тем временем искала масло. Машинного масла она, разумеется, не нашла, но раздобыла в туалете для сестер флакончик лосьона.
Она уже бежала с флакончиком назад. Слух у нее был не такой острый, как у Густава;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33