А я все жду, жду, когда же ты наконец позвонишь! – Ее сладкий голос был однако изрядно сдобрен желчью. – Я целую вечность ждала от тебя этого звонка!
– Ты знаешь, что случилось тогда? – В голосе Синклера ощущалось напряжение.
– Театральные сплетники больше уже ни о чем не болтают, дорогой. Полицейские, правда, возникают в самые неожиданные моменты и в самых неожиданных местах, задавая кучу вопросов, как Маустрэп, который сошел с ума. Кто-то мне говорил, что они даже с тобой говорили?
– У них есть на то веские причины, не так ли? Хотя я и сказал им, что не виделся с ней около года.
– О, продолжай, дорогой, нет смысла врать по этому поводу, особенно если кто-то уже проговорился.
– Что ты имеешь в виду? – прошипел Синклер.
– Я имею в виду ленч в варьете-клубе? Я видела ее там.
– Ты видела? А я нет. И между прочим я не врал.
– О, Питер! – с упреком произнесла женщина. – Я имею в виду, что я-то верю тебе, но уверен ли ты, что полиция тебе тоже поверит? Как бы то ни было, все газеты только и пишут что об этом Пауэле. В конце концов убийца-то он, не так ли?
– Если они решат, что все-таки нет, они снова придут ко мне. Если ты поможешь мне в смысле алиби, тогда…
– Послушай, мальчик! – еле скрываемая до сего момента желчь вдруг вылилась наружу. – Ты меня не впутывай. Если же попробуешь сделать это, смотри, я так повяжу тебя, что никогда не выпутаешься. Понял?
– Ты, маленькая…
– Прекрати называть меня этим противными именем! – Ее слащавый в начале разговора тон превратился теперь в зловещий. – Я могу сделать твою жизнь очень трудной. Ты понял?
Синклер, слышала она, был доведен до отчаяния.
– Но у меня не было повода лететь в Англию! И у меня нет алиби! Нет свидетелей. Полиция мне не поверит!
– И никто другой тебе тоже не поверит. Я имею в виду, что истинная правда никогда не всплывет наружу, ведь так?
– Они продолжают спрашивать меня насчет беременности Дианы, все уже знают об этом.
– О да, об этом писали газеты! Но, конечно, я никогда не слушаю сплетен. Правда, случается, муж выдает мне кое-какие секреты кабинета женской консультации, но я, естественно, все держу в тайне.
– А теперь не могла дождаться и поспешила выболтать все мне!
– Ну, дорогуша, после всего, что ты наговорил мне о Диане, я была уверена, что тебе захочется узнать о ней хорошие новости. Или послать ей открытку. Или что-нибудь в этом роде. – Неожиданная мысль пришла ей в голову. – Безусловно, полицейские не знают, что я поставила тебя в известность с самого начала. А сейчас они всем этим очень интересуются, не так ли?
– Но ты ведь не собираешься им докладывать, что все рассказала мне?
– Ты в таком отчаянии, что очертя голову бросишься обеспечивать себе алиби и впутаешь заодно и меня в это дело. Но запомни: в таком случае у меня не останется выбора, дорогой. Ты будешь пай-мальчиком и не заставишь тетушку Викки сердиться, не правда ли? Уверена, тебе удастся придумать что-нибудь такое, чему все поверят. Спи спокойно. Пока, дорогой.
Улыбаясь самой себе, она повесила трубку и, едва прикасаясь, барабанила пальцами по телефону, о чем-то раздумывая. Потом включила радио.
«И, если сегодня вы находитесь где-то вблизи Веркастера, внимательно следите за дорожными знаками объезда, потому что сегодня там проводится средневековая ярмарка, – убедительно вещал женский голос диск-жокея. – А если вы надумаете заехать в Веркастер, то проведете время очень весело. Вас ждут рыцарские турниры на лошадях, всевозможные шоу и множество развлечений для детей. А какой сегодня чудесный день! Может быть, я и сама появлюсь там. А сейчас, когда время приближается к десяти, с вами будет Нейл Седака. Слушайте!» – И зазвучала песня.

Ощущение нереальности, разлитое в воздухе Пунт-Ярда, будто подтверждалось девочкой Ребеккой, которая, вскочив с постели, заявила, что наденет костюм Маленького Человечка, Играющего в Прятки, и теперь важно расхаживала по дому в незнакомом облике, шапочке с козырьком, пышной юбке и завязанными под коленками гамашах. Ее миниатюрный посох был украшен голубой блестящей лентой. Она, писклявым фальшивым сопрано пела бесконечные колыбельные куплеты и все время обрывала себя, чтобы спросить, сколько времени осталось до начала ярмарки.
Сидя на диване рядом с Тэсс, Мальтрейверс чувствовал, как в нем нарастают боль и обида от той карнавальной атмосферы, что царила на улице и властно проникала в дом. Веселье бессердечно игнорировало трагические события, так долго висевшие над городом и никак не разрешившиеся, и не выказывало никакого сострадания к судьбе Дианы. В какой-то момент, когда боль остро сжала его сердце, он резко и злобно приказал Ребекке заткнуться.
Девочка испугалась, заплакала и побежала к матери.
– Это непростительно. – хмуро сказала Тэсс. – Она ни в чем не виновата. – Пойди и скажи ей, что ты не прав.
Мелисса посмотрела на него испытующе, когда он вошел в кухню.
– Извини меня, дорогая, – сказал он Ребекке, та спрятала свое лицо в материнский подол. Но он мягко продолжал: – Дядя Гас сегодня утром плохо чувствует себя. Пошли посмотрим, что творится на улице.
Некоторое время Ребекка недоверчиво смотрела на него, а затем, в знак примирения, протянула ему руку.
Шагнули за порог, и Ребекка удивленно-радостно вскрикнула, увидев человека, который шел, пошатываясь, на ходулях, направляясь к ним. Его рост увеличивали длинные брюки в бело-красную полоску. Услышав радостный возглас ребенка, он как-то криво улыбнулся, приподнял смешную шляпу и поздоровался. Ребекку удивило, что в глазах у него стояли слезы.
Мальтрейверс как раз собирался запереть за собой дверь, когда человек подошел к нему и схватил за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66