Это последнее место, где ее видели, и я не уеду, пока не узнаю, что с ней случилось.
– Очевидно, вы питаете надежду на то, что она всё еще жива?
Мальтрейверс понял, о чем спрашивает репортер, и ответил ему так, как тот ждал.
– Меня не волнует точка зрения полиции, – теряя терпение, проговорил он. – До тех пор, пока я собственными глазами не увижу тела Дианы, буду считать, что она не мертва. Нам всем известно, как она искалечена, но ведь доказательств ее смерти нет, и может быть, она сейчас где-нибудь… замученная и беспомощная… – Он помолчал какое-то время, справляясь с нахлынувшим волнением. – Эта мысль ужасна, но именно она удерживает нас здесь.
Мальтрейверс представил себе, как тщательно записывается журналистом то, что он сказал, но горько было сознавать, – и он старался не думать об этом, – дошел ли до него тот смысл, который он старался вложить в эти слова. Или это все еще продолжающийся самообман? В самом ли деле он желал, чтобы ее нашли, пусть изуродованной, как Лавиния, но с языком, чтобы она могла рассказать о чудовищных пытках?
– Большое спасибо, мистер Мальтрейверс, – поблагодарил репортер. – Мы, конечно, свяжемся с полицией, но, может быть, вы знаете что-нибудь новенькое о ходе расследования?
– Нет. А вы?
– Тоже нет. В офисе вчера пошли разговоры о вознаграждении, но редактор сказал, что это произойдет не сейчас.
– Не уверен, что вознаграждение может помочь на данном этапе. – Мальтрейверс почувствовал удовлетворение от того, что его колкость наверняка попадет в цель и разъярит Хибберта.

На самом деле в Веркастере кое-что происходило, хотя никто об этом даже не подозревал.
Ранним утром шикарно одетая женщина, с волосами цвета вороного крыла и с симпатичным, слегка тяжеловатым лицом, наблюдала, как плещутся ее дети в бассейне парка. Несколько минут назад ей позвонила из Лондона подруга-актриса и случайно обмолвилась: полиция интересуется Питером Синклером и его пребыванием в Англии. Женщина прекрасно была осведомлена, чем занимался этот человек, начиная с воскресного обеда и до того момента, как снова возвратился в Калифорнию. И знала, почему он лгал полиции.

Когда Марк Кеньйон сошел с самолета, прилетевшим из Сиднея, и увидел полицейских, стремительно направляющихся к нему по летному полю, то почувствовал под ложечкой усталость и холодок.
– Черт возьми, что все это значит? – потребовал он ответа, когда его привели в полицейское управление в аэропорту. – Я не везу никакой контрабанды!
– Вы знаете мисс Портер, сэр?
– Ди? Конечно, знаю! А что?
– Мне очень жаль, но я вынужден сообщить вам, сэр, мисс Портер исчезла около двух недель назад и у нас есть веские причины подозревать, что ее убили, – сообщил один из блюстителей порядка.
Кеньйон вдруг чихнул, зажав нос скомканным бумажным платком, затаив дыхание, и с недоумением уставился на офицера.
– Что? Ди убита? – Он помотал головой, будто желая стряхнуть услышанное, но тут же чихнул снова. – Когда? Кем? Почему вы разговариваете об этом со мной?
– Мисс Портер ожидала ребенка, сэр. У нас есть причины предполагать, что вы можете быть отцом этого ребенка.
С трудом разгоняя туман в голове, который был наверняка следствием начинающегося гриппа и сильной усталости, Кеньйон с трудом врубался в услышанную информацию.
– Я ничего не знал об этом, – только и пробормотал он. – Но… вполне может быть.
– Когда вы видились в последний раз?
– Ночью, перед тем как я улетел. Когда это было? Постойте… Ровно десять недель назад. Она об этом тогда мне ничего не говорила.
– Наверное, потому, сэр, что сама еще не знала в тот момент. Боюсь, нам придется попросить вас дать более исчерпывающие показания о ваших отношениях с мисс Портер.
Кеньйон словно в ответ опять несколько раз оглушительно чихнул. И полез в карман за следующим платком.
– Послушайте, – сказал он, когда чихание прекратилось. – Это необходимо делать прямо сейчас? Видите, я болен и не в состоянии не только говорить, но и что-то соображать. Не могу даже переварить всего того, что вы тут наговорили мне. Позвольте мне поехать домой и немного поспать, а потом можете спрашивать о чем угодно. – Полицейские переглянулись. – Ради Бога, я никуда не убегу. Поверьте, все, о чем я скажу сейчас, будет сплошной тарабарщиной. Я едва стою на ногах, вы же видите!
Один полицейский незаметно кивнул другому.
– У нас машина, сэр, – сказал он. – Мы можем подбросить вас домой.
Не успел Кеньйон тяжело плюхнуться на заднее сиденье, как сразу заснул. Его разбудили, когда подъехали к дому, и помогли выйти из машины.
– Послушайте, – сказал он, открывая дверь. – Не поймите меня неправильно, но у меня просто не укладывается в голове то, о чем вы сказали! Диану задушили?
– Мы не говорили, что ее именно задушили, сэр, потому что не знаем этого. Но предполагаем, что ее убили.
Кеньйон потер лоб руками.
– Интересно, а я почему-то думал, что вы сказали, будто ее задушили, Я не могу сейчас трезво соображать.
– Вы не возражаете, если мы подождем здесь, пока вы будете спать, сэр?
– Делайте, черт возьми, что хотите! – в сердцах бросил Кеньйон, споткнувшись на ступеньке, ведущей в спальню. – Пока я буду спать, вы можете покончить разом со всем миром ради тех, кто мне не безразличен! Только не шумите, пожалуйста.
Пока Кеньйон спал, полицейскому удалось опросить его коллег. Выяснилось, что за все десять недель, которые он пробыл в Австралии, у него не было ни малейшей возможности выехать оттуда.
Его явное безразличие к тому, что произошло с Дианой, его случайно оброненная фраза о том, что «ее задушили», повторенная дважды, вполне, конечно, можно объяснить тем состоянием, в котором он находился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66