Если это правда, всплывает и мотив кражи.
– Как я понял, советник Хибберт может на это бурно отреагировать, – предположил Мальтрейверс.
– Оставьте эти заботы нам, – попросил Джексон. – В настоящий момент я гораздо больше обеспокоен тем, что нет никаких известий по делу мисс Портер, как вы понимаете, делу более важному, чем кража Библии. Очевидно, вы тоже ничего нового не слышали? – Мальтрейверс и Тэсс отрицательно покачали головами. – Хорошо. Спасибо, что принесли это. Пойдемте, я провожу вас. Весьма вероятно, мы увидимся сегодня вечером, – сказал он, когда они подошли к выходу. – Полагаю, вы будете на концерте в соборе?
– Вы тоже? – спросил Мальтрейверс. – По долгу службы или ради удовольствия?
– Ради удовольствия, – ответил Джексон. – Программу обещают хорошую. Конечно, если не произойдет чего-нибудь драматического, что помешает мне, но я надеюсь прийти.

Голдман позвонил еще раз, в ту минуту, когда они собирались уже выходить из дома. Его возбуждение сменилось покорностью судьбе.
– Итак, она все испортила, – сказал он. – Забински найдет кого-то еще, а ее карьере придет конец. Ты знаешь правила, Гас. Подобная возможность предоставляется однажды в жизни.
– Это последнее, что меня заботит в данный момент, – сказал Мальтрейверс. – Я хочу только одного – чтобы Диана была найдена.
Когда они уже прошли Дом Капитула и направились к западной двери собора, то встретили настоятеля, его жену и Вебстера, выходящих из закрытой зоны собора. Органист нес зеленый кожаный футляр.
– Конечно, ты играешь сегодня, – сказала Мелисса. – Думаю, все, что ты собираешься играть, ты знаешь наизусть, Мэтью, не так ли?
– Почти все, – ответил он. – Но я не такой способный, чтобы целиком полагаться на память.
Когда вошли в собор, Мэтью направился прямо к органу, а все остальные расселись по свободным местам. Мальтрейверс увидел Джексона и жестом пригласил его на свободное место рядом с собой.
Они слушали игру Вебстера, а Мальтрейверс рассказывал о людях города.
– Вон епископ с женой и с одним из священников, живущим при соборе. Забыл его имя, но он делит обязанности с моим шурином. О, и настоятель здесь! Вы знаете его?
– Да. Он и его жена прислали мне приглашение на прием. – Джексон выглядел унылым.
– Веркастерский галеон, – осклабился Мальтрейверс. – Боюсь, что не назову вам всех священнослужителей, но знаю точно, все они были на приеме у настоятеля. А, здесь и Ноулз! Вы с ним еще не разговаривали?
Джексон посмотрел через проход в том направлении, куда показывал взглядом Мальтрейверс. Ноулз был поглощен музыкой.
– Не знаю, как сделать это. У меня нет предлога заговорить с ним. – Следователь с интересом рассматривал Ноулза. – У него лицо, человека, с которым мне не хотелось бы встретиться в зале суда по разные стороны барьера.
– Такое лицо могла бы любить только мать, не правда ли? – подтвердил его ощущения Мальтрейверс. – Но он очень мил в общении. При первой же возможности я познакомлю вас.
Неожиданно Джексон встал, огляделся по сторонам и снова сел на свое место.
– Где орган? – спросил он.
– Вы должны были заметить его. Он – против южной стены, рядом с тем шкафом, в котором хранилась Библия.
– Я так и подумал, но, очевидно, они собираются поставить хор и солистов перед клиросом, и я не представляю себе, как органист будет видеть дирижера.
– О, это современная технология! – И Мальтрейверс принялся объяснять. – Посмотрите в правый верхний угол клироса. Видите? Это скрытая телевизионная камера. Когда хор располагается в традиционном месте за экраном, органист видит хормейстера в зеркале, но, когда хор – по эту сторону, используется камера. Все в высшей степени изобретательно.
Свет в нефе погас, когда четыре профессиональных солиста – сопрано, альт, тенор и бас – заняли свои места перед хором, и дирижер поднял свою палочку в направлении камеры. Орган смолк, и тут же снова заиграл, в такт этой палочке, и все голоса слились в один – исполнялась контата Джудиса Маккабеуса «Священник Задок». И концерт шел своим путем, без перерыва. В нем соединились страстная вера, выраженная в необыкновенной музыке и в песнопениях, исполняемых солистами, хором, а иногда и прихожанами, которые все были в нефе, ибо трансепты и двери задней стороны собора в этот вечер были закрыты.
Мальтрейверс пришел в восторг от исполнения солистами песнопения Стайнера «Бог так сильно любит мир», исполняемого без музыкального сопровождения – в нем четыре голоса сплелись в прекрасной гармонии. Когда закончилось пение, снова вступил орган с начальными тактами «Слава тебе, моя душа, Король Небес», к которому присоединились все. В заключение хор и солисты вместе запели «Аллилуйя» под громкий крик восторженных зрителей, и все здание наполнилось ликующими звуками, повторяющиеся слова слились в вопль восторга и восхваления Бога. Когда прозвучала последняя нота, грохнули аплодисменты. Дирижер через камеру поманил к себе Вебстера, чтобы тот присоединился к хору и разделил с ним триумф.
– Кто сказал, что у Дьявола – самая лучшая гармония?! – заметил Мальтрейверс Джексону.
Мелисса наклонилась через Мальтрейверса к Джексону и пригласила его на кофе как раз в тот момент, когда Гас заметил, что Джереми Ноулз уходит. Джексон остался с ними, и они были последними, кто покинул собор.
Настоятель, его жена и Вебстер на кофе не остались.
Мальтрейверс, будучи в приподнятом настроении от музыки и со слегка затуманенной головой после хорошей порции джина, неожиданно запел:
– «А Он будет царствовать вечно-о! А Он будет царствовать вечно!» – Его голос резко прозвучал в тихом саду и возвратился эхом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66