Она ощутила легкое беспокойство: отец и сын. Большой Пат и Майк, оба имели дело с проститутками. А она, ничего не подозревая, явилась в ресторан «Канкун» и расспрашивала Большого Пата, что он знает об убийстве Патти Бейли.
Мерси улыбнулась и покачала головой. «Женщины, – подумала она, – иногда ваши поступки вызывают у меня удивление».
А если О'Брайен или Макнелли договорились с Патти, чтобы она следила за их противниками – Миксом и Оуэном? Может быть, они поручили ей записывать разговоры на пленку на случай, если те скажут что-то интересное? Или наоборот: Оуэн поручил ей разведать, что удастся, о них? А может, поскольку общий знаменатель здесь деньги, Бейли работала на обе стороны, как предположил Рейнер. Раз и те и другие платили.
Но кто-то направил на Патти Бейли человека, который однажды вечером всадил в нее две пули в апельсиновой роще, и вся история завершилась.
Микс и Оуэн ушли в отставку. О'Брайен перебрался на более высокую должность. Через двадцать пять лет он покончил с собой. Были в нем тогда семена самоуничтожения? Дали они всходы после того, что произошло с Патти Бейли?
Пат Макнелли остался на месте. Поднимался по служебной лестнице, поскольку был надежно связан с Брайтоном. Кто выиграл? Кто получал выгоду от жизни Патти и кто – от ее смерти?
– Я ищу человека с инициалами С. О. Вам никто не приходит на ум?
– Нет, таких не припоминаю.
Мерси посмотрела на фотографии Рейнера со всеми республиканскими президентами после Кеннеди.
– Я читала, что Хессе Акуне показывали и вашу фотографию.
Рейнер рассмеялся:
– Да, так оно и было. Я руководил сбором тех фотографий.
– Как вы решали, чьи фотографии показывать, а чьи нет?
– Дело было сугубо добровольным, – ответил он с улыбкой. – Все управления полиции поступили так же. Союз борьбы за гражданские свободы никак не мог заставить нас выдать засекреченные сведения по личному составу.
Мерси посмотрела в окно, на небо, холмы, выстроенные повсюду дома, заправочные станции и бульвары, школы, церкви и магазины. На множество машин. Два миллиона семьсот тысяч человек, подумала она, и население все увеличивается. Иногда округ Ориндж представлялся ей маленьким водоемом с косяком рыб, плывущих в одном направлении, не задаваясь вопросом, куда и зачем.
– Почему вы ушли из управления? Вы были капитаном. Успешно работали.
– Мне отравлял жизнь Брайтон. Нас, правых, он не поддерживал. Старался находиться посередине, угождал всем, кому возможно, чтобы оставаться шерифом, быть умеренным, хорошим парнем. Считал, что общество Джона Берча чернит управление в глазах жителей округа, возможно, так оно и было. Наше время прошло. Когда Никсон подал в отставку, консервативная эра окончилась, во всяком случае, для меня. Я понял, что могу выйти из-под его власти, создать собственную компанию. И доволен, что создал. Я даю людям ощущение безопасности. Не допускаю подонков общества туда, где они живут. Если человек хочет работать здесь, а я считаю его негодяем, то отказываю ему. У нас трудятся хорошие люди. Я неплохо зарабатываю. Вижу полицейских на патрулировании и радуюсь, что больше не занимаюсь этим.
– Почему? Ваша нынешняя служба кажется скучной.
– Да, но я полон жизни, не болею, не напиваюсь каждую ночь, чтобы заснуть, как многие мои бывшие коллеги. Не получаю показаний от типа, из года в год устраивающего свой конкурс популярности. Могу говорить, что думаю, и меня за это не переведут в автоинспекторы. А Брайтон угрожал мне таким переводом. Я решил, что если он хочет перевести меня туда за то, что я думал: русские империалисты мечтают сожрать эту страну заживо, украсть ее богатство, истощить эту землю, как истощили свою, – то пусть попытается. Поэтому ушел из управления. И счастлив, что ушел.
Казалось, Рейнер задумался, решая, верит себе или нет.
– Сержант Рейборн, вы смотрите в это окно и что видите?
– Рыб.
Рейборн наморщил лоб и неторопливо кивнул:
– А я вижу тысячи людей, высасывающих соки из этой страны, людей, даже не знающих ее языка, представляющих собой угрозу ей. Пиявки-наркоманы живут за счет правительства, неграмотные насильники и беременные двенадцатилетние плодятся как крысы, беженцы из каждой третьесортной демократии на земле жрут из общественного корыта. А все остальные либо гуляют по бульварам, либо смотрят телевизор. Вот что я вижу, но у каждого свой взгляд. К этому я отношусь с уважением.
– Тогда почему не уедете отсюда?
– Я часто думал об этом. Но я впервые ударил по бейсбольному мячу в парке в двух милях отсюда. Здесь влюбился в девочку из соседней школы. Похоронил младшего брата – его убил снайпер во Вьетнаме. Поэтому никуда не уеду. Никто не имеет большего права, чем я, считать этот округ своим. Я зарабатываю на жизнь. Я одна из рыб.
– Мистер Рейнер, вы плывете в противоположную сторону.
– Вы тоже. Не лакействуете, на правильном пути, недовольны окружающим миром. Это видно по вашему лицу. И восхищает меня.
Рейнер медленно поднялся и протянул руку. Мерси встала и пожала ее.
– Надеюсь, вы установите, кто убил эту женщину. Убийство не должно никому сходить с рук. Когда вам надоест рисковать жизнью ради людей, которые не могут произнести вашу фамилию, приезжайте ко мне.
* * *
Сидя в машине на автостоянке, Мерси позвонила в лабораторию и попросила Эвана О'Брайена.
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она.
– И мне с тобой, – произнес он.
– Заеду через двадцать минут. Почтим наших покойников.
– Почему не поехать в «Канкун», где собираются твои носящие оружие коллеги?
– Не хочу, чтобы они слышали наш разговор.
– Ну что ж, мертвые не болтают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100