Голос в трубке был спокойным, и девушке даже в голову не пришло ничего дурного. Роберт, как всегда, говорил бойко и напористо.— Привет, крошка! Как дела у нашей образцовой секретарши?— Отлично, Боб. Только… Ты ведь знаешь, сюда нельзя звонить… Лишь по неотложному делу… Извини…— Пустяки, — прервал ее Роберт. — Это придумали начальники, чтобы все знали, какие они важные. Вообще-то дело срочное.— Да ну? — удивилась Милдред.— Хочу сообщить тебе, что с нашей помолвкой все кончено. Считай ее прерванной, аннулированной — как хочешь. Кольцо с бриллиантом и другие мои подарки оставь себе и помни о счастливых, хочу надеяться, временах нашей любви.— Боб, да что такое? О чем ты говоришь? Что произошло?— Лошадки, дорогая. Во всем виноваты лошадки, — ответил ей Роберт. — Ты и не подозревала, что я играю на скачках, а эта игра стоит свеч. Мне всегда нравилось рисковать, даже когда шансов на выигрыш не было. Не по мне вести спокойную жизнь и постепенно подниматься по социальной лестнице. Дорогая, на пути к успеху я люблю космические скорости и крутые подъемы. Стремительность — вот мое кредо.— Боб, но твои родители…— Миф о моих богатых родителях создал я сам, чтобы никто не удивлялся, что я трачу денег больше, чем может позволить себе бухгалтер. Игра на скачках приносила мне огромные деньги, пока фортуна от меня не отвернулась. Моя система ставок, непонятно почему, стала давать сбои. Я начал брать деньги в нашей кассе и продолжал на них играть. Когда мне везло и я выигрывал, я возвращал деньги. На днях я взял огромную сумму, но неожиданно грянула финансовая проверка. Я оказался в катастрофическом положении — моя вина в растрате казенных денег очевидна. Поэтому я проклял и скачки, и работу. Забрал из конторы все наличные деньги и сейчас удираю в Санта-Аниту. Обратного пути нет!— Роберт, ты что, меня разыгрываешь? — решительно спросила Милдред. — Это что, один из твоих психологических тестов? Если так, то знай, что ты на весь день испортил мне настроение.— Боюсь, это не самое страшное из того, что я успел натворить, — легкомысленно сказал Джойнер. — Признаюсь, меня мучают угрызения совести. Ты чудесная девушка, Милли, и мне было с тобой хорошо. Но жизнь — штука сложная, и надо смотреть правде в глаза. Пусть я присвоил чужие деньги, пусть меня ждет неминуемое разоблачение, но я не собираюсь перед этими тупицами и болванами, которые раньше смотрели на меня с завистью и восхищением, бить себя в грудь и раскаиваться в содеянном. Не хочу отдавать себя на милость суда присяжных, не хочу просить взять меня на поруки, не хочу возвращать растраченные мною деньги. Раз уж мое разоблачение неминуемо, я решил не мелочиться и забрать у фирмы все, что плохо лежит. Для начала я снял с нашего банковского счета деньги, причем сделал это так, что комар носа не подточит — уличить в этом меня будет сложно. Ставлю пять к одному, что им меня не изловить. Меня ждут в конторе с минуты на минуту, и уже к трем часам все будут спрашивать друг друга, где я и что со мной могло случиться. Если тебе позвонят с моей работы и спросят, что со мной, скажи им, что наша помолвка расстроилась, где я, тебе не известно, да и не интересно. Конечно же все это было неизбежно. Не могу представить себя в роли примерного супруга или любящего отца, готового пожертвовать всем, чтобы его отпрыски закончили колледж. Скажу честно, последние три недели мысль о нашей помолвке тяготила меня. Все это время мне было с тобой хорошо, но знай, я как та кошка, которая гуляет сама по себе. Я люблю свободу и не хочу ни к кому быть привязанным, ни к кому. Так-то вот. А теперь я должен заканчивать — полицейские вот-вот кинутся меня разыскивать. Прощай, удачи тебе!Джойнер повесил трубку.Милдред с трудом добралась до своего места и села.Чувство ответственности заставило ее допечатать важное письмо, которое она строчила на машинке в тот момент, когда ее подозвали к телефону. С побелевшим лицом Милдред подошла к столу шефа и дрожащими руками протянула ему это письмо. То, что с секретаршей что-то произошло, не укрылось от глаз начальника. Она сказала ему, что плохо себя чувствует, и он отпустил ее домой.Единственное, чего она теперь хотела, это как можно быстрее покинуть контору. Ей было жутко от устремленных на нее снисходительно-сочувственных взглядов молодых сослуживиц. Среди них было несколько подруг, и в искренности их чувств Милдред нисколько не сомневалась. Но были здесь и те, у кого в свое время помолвка Милдред с Бобом вызвала плохо скрываемую зависть. Внезапному ее горю они могли только порадоваться.В эти минуты Милдред хотелось забиться в щель и никого не видеть.Выйдя из конторы, она тотчас направилась в банк, оплатила чек, полученный накануне, сняла со своего счета всю сумму до последнего цента. Затем она в какой-то прострации добралась до дома, приняла ванну и надела недавно купленный дорожный костюм.В четыре сорок раздался телефонный звонок. Звонил главный управляющий «Пиллсбери энд Максвелл» — он хотел выяснить, что случилось с Робертом Джойнером. Милдред холодно ответила ему, что ничего не знает о местонахождении мистера Джойнера, что их помолвка расстроилась и судьба мистера Джойнера ее больше не интересует, после чего неожиданно для себя горько разрыдалась. После безуспешных попыток продолжить разговор она положила трубку на рычаг в надежде, что управляющий решит, что их прервали.Однако он, видимо, все понял и, проникшись сочувствием к убитой горем девушке, перезванивать ей не стал.Чтобы поужинать, ей надо было выйти из дому, а этого ей совсем не хотелось. Встретив кого-нибудь из своих знакомых, ей, вероятнее всего, пришлось бы объяснять, что с ней случилось, а это для нее было бы невыносимо.
1 2 3 4 5 6 7