А потом засмеялся.
К подобной уловке я и сам частенько прибегал в детстве.
Я вознамерился строго его отчитать, но, глядя на него, не мог сдержать улыбки.
– Что ты здесь делаешь, малыш?
– Играю, – отвечал он с ярко выраженным техасским акцентом.
Это был маленький, темнокожий мальчик лет пяти, с большой головой и крошечными ушами.
– Как ты думаешь, чью картошку ты держишь в руках?
– Мамину.
– Мамину?
– Угу. Это дом моей мамы.
– С каких это пор? – спросил я.
Вопрос был слишком сложен для него. Он прищурил глаза и набычился.
– Это так, вот и все.
– И давненько ты вытаптываешь мой огород? – Я огляделся. Лепестки красноднева и шиповника развеяны по земле. На грядке – ни одной красной клубнички.
– Мы только что приехали. – Он широко улыбнулся и потянулся ко мне, а я поднял его на руки, не успев подумать, зачем это делаю. – Мама потеряла ключ, и мне пришлось влезть в окно, чтобы открыть дверь.
– Что?!
Прежде чем я опустил его на землю, мой слух уловил голос что-то напевающей женщины. Я еще не узнал этот голос, но его тембр наполнил душу невыразимым блаженством. А потом и сама она появилась из-за угла дома. Женщина с кожей цвета сепии, рослая, но хорошо сложенная. В простом синем хлопчатобумажном платье и белом фартуке. На правой руке у нее висела корзинка с плоским дном, явно моя, взятая из чулана. А в корзинке лежали кумкваты Кумкват, или кинкан, – род вечнозеленых деревьев и кустарников семейства рутовых; произрастает в Японии, Китае и на Малайском архипелаге. Декоративен, плоды используют для варенья и цукатов.

, гранаты и клубника из моего сада. Красивая женщина с полным лицом, серьезными глазами и губами, которые, как я знал, всегда готовы одарить тебя улыбкой. На руке, державшей корзину, четко обозначились сильно развитые мускулы. В юности Этта-Мэй стирала белье по девять часов, шесть дней в неделю. Она легко могла скрутить мужчину в бараний рог или же прижать его к себе так крепко, что он ощущал себя ребенком в объятиях любящей матери.
– Этта, – произнес я чуть слышно.
Мальчуган все еще трясся от смеха. Он так извивался в моих руках, что постепенно сполз на землю.
– Изи Роулинз. – Ее улыбка заворожила меня, я улыбнулся в ответ.
– Почему вы здесь? – пробормотал я. Мальчишка бешено носился вокруг матери.
– Мы приехали повидаться с тобой, Изи. Ведь это так, Ламарк?
– Угу, – сказал малыш. Он даже не взглянул на нас, все продолжая бегать.
– Прекрати немедленно. – Этта поймала его за руку и повернула к себе лицом.
Он взглянул на меня и улыбнулся.
– Привет.
– Мы уже познакомились. – Я кивнул в сторону разоренного газона.
У Этты глаза полезли на лоб, и я уже пожалел об опрометчивом жесте.
– Ламарк! Что ты натворил!
Мальчик опустил голову и пожал плечами.
– Ничего.
– Ничего? По-твоему, это – ничего?
Она протянула руку, чтобы схватить его, но Ламарк упал на спину, крепко прижав колени к животу.
– Я немного посадовничал во дворике, – пробормотал он. – И все.
– Посадовничал? – Лицо Этты еще больше потемнело, и морщинки, собравшиеся вокруг глаз, придали ему зловещее выражение. Не знаю, как Ламарк отреагировал на этот взгляд, но у меня перехватило дыхание.
Она сжала кулаки, мышцы на руках напряглись, дрожь прошла по плечам и шее.
Но внезапно ее взгляд смягчился, и она рассмеялась. Этта смеялась так заразительно, что все, слышавшие этот смех, чувствовали себя счастливыми.
Я засмеялся вместе с ней.
– Посадовничал? – переспросила она. – Похоже, здесь промчался ураган.
Ламарк не совсем понимал, почему нам так весело, но на всякий случай ухмыльнулся и стал кататься по земле.
– Вставай и пойди умойся.
– Да, мамочка. – Ламарк прекрасно знал, как нужно себя вести после того, как набедокуришь. Он бросился к дому, но Этта схватила его за руку на бегу, высоко подняла и смачно поцеловала в щеку. Он улыбнулся во весь рот, вытер щеку и, соскользнув на землю, побежал к дому.
Этта простерла ко мне руки, и я буквально вплыл в ее объятия, как будто никогда не слышал о ее муже и моем лучшем друге, Крысе.
Я приник к ее шее, вдыхая аромат ее кожи, напоминающий запах свежесмолотой муки. Я обнял Этту-Мэй Харрис и забылся. В последний раз я обнимал ее пятнадцать лет тому назад.
– Изи, – прошептала она.
Я не понял, следует ли мне немного ослабить свои объятия или ей просто захотелось услышать, как звучит мое имя.
Я знал, это объятие равносильно дулу заряженного револьвера у моего виска. Реймонд Александр, известный друзьям как Крыса, был убийцей. Если бы он увидел, что его жену обнимает другой мужчина, пристрелил бы его, не моргнув глазом. Да, я это знал и все-таки не мог отпустить ее.
– Изи, – снова сказала Этта, и я осознал, насколько плотно прижимаюсь к ней бедрами. Она почувствовала, как я возбужден. Нужно бы отпустить ее, но у меня было такое ощущение, словно я пробудился от сна ранним солнечным утром и все еще пребываю в блаженной истоме, не желая расставаться со сладкими сновидениями.
– Пойдем в дом, милый, – сказала она, прикоснувшись своей щекой к моей. – Ребенок хочет есть.
В доме витал аромат восточных блюд. Этта приготовила белый рис, бобы с салом и лимонад из фруктов. На столе в банке из-под майонеза стоял букет красных роз. Впервые мой дом украшали цветы.
Жилище мое было невелико. Комната, в которой мы находились, служила одновременно гостиной и столовой. В той части комнаты, что считалась гостиной, умещались только кушетка, мягкое кресло и тумбочка каштанового дерева, на которой стоял телевизор. Отделенная перегородкой в виде арки столовая была и того меньше. Кухня находилась в глубине дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69