Тихо поднялась на плоскую крышу и протянула к небу тонкие руки.
– Аллах! – прошептала она, и горячие слезы покатились по ее лицу.
Белый конь атамана летел словно птица. А следом за атаманом мчались казаки: Терентий Мещеряк – отпетая голова, Афонька Борода – лихой наездник, Левка Карпов – станичный песенник, Степан Васильев, Федька Григорьев, Тимофей Яковлев, Иван Омельянов, Спиридон Иванов, Иван Михайлов – славные рубаки; последним – Салтанаш, азовский перебежчик…
Легкая станица атамана Алексея Старого отправилась с Дона на Москву. То было в 1625 году.
Оставшиеся казаки долго стояли на крутом берегу Дона, кидая кверху лохматые шапки. Покрыв головы, пошли в городок, чтоб сгладить легкой станице вином, брагою да медом хмельным путь-дорожку дальнюю.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дорога к Москве была тяжелая и опасная. Тянулись очень долго сыпучие пески, сменяли их полосы чернозема, шумели полные реки, стояла после дождя невылазная грязь, особливо под Валуйками. А в темных лесах, на перелазах и по сакмам слякотным того и гляди наскочат разбойные люди. Держись, казак, за саблю острую и не забывай, в котором мешочке у тебя свинец лежит, где порох сухой припрятан! Глаза держи настороже. Не спи, казак, в седле. И костер, если надобно, разведи подальше от дороги. А чуть что – ногу в стремя! Коней не расседлывай. Дорога длинная, незнаемая, всякого человека она терпит.
По Валуйской дороге мало ли царских, да турецких, да кизилбашских Кизилбашских – персидских.

послов езжало! Купцы, бояре, дворяне богатые везли по ней товары. Да только теперь, к удивлению станичников, Валуйская дорога была пуста. Сказывали, стала она пуста потому, что конному, пешему показаться нельзя было: убьют, зарежут. Однако донская станица атамана Старого без помехи въехала в Валуйки.
Кони донские пристали, ушами водят, дрожат и едва на ногах держатся.
У главной съезжей избы в Валуйках гарцевал на сером сытом коне, в золоченом уборе, князь-воевода Григорий Волконский. Он сидел в седле надменный и строго глядел на подъезжавших казаков. Огромная горлатная шапка едва держалась на голове. Сабля у Волконского была кривая и расписанная узорами, широкая рукоять из слоновой кости. Дорогонькая сабля! Атаман Старой глянул на нее и со своей сравнил. Своя была лучше: легкая.
Кашлянул атаман. Казаки тоже громко закашляли. Воевода молчал. Атаман пристально посмотрел в насмешливые глаза воеводы.
– Ну, что уставился на меня своими буркалами? – проворчал Волконский. – Далече собрались?
– В Москву, князь-воевода, – ответил атаман.
– А грамоты проезжие?
– Без грамот мы не ездим.
– Добро! Кладите грамоты. Зачем к Москве спешите?
– С великими вестями.
– Поведайте.
– Да нет уж, воевода: те вести писаны к самому царю-государю. Другим читать не велено.
– И воеводам? – спросил Волконский, поправляя гордо шапку.
– И воеводам.
– Ха-ха! – надменно расхохотался воевода и слез с коня. – А не дури. Давай-ка грамоты, отписку Отписка – донесение.

с Дона!
– Отписку я не дам, – сказал Старой и тоже слез с коня. – Отписка с Дона будет читана мною только царю в Москве. Она за войсковой печатью.
– Вон как! – хмуря чело, сказал воевода, дернув себя за ус. – Иди-ка в съезжую. Там разберем.
В съезжей, развалясь на лавке и упершись широкой спиной в стену, воевода Волконский учинил атаману Старому допрос. Он стучал кулаком по столу, вскакивал, садился, грозил.
– Да вы, – кричал он, – воры, разбойники! Да вы ослушники царя! Я – воевода на Валуйках и судья! Захочу – всех до единого на вечное богомолье отправлю. Захочу – в остроге сгною! А захочу – царю отпишу. Отписку вашу читать давайте! Мне все должно быть ведомо. Иначе не стану я кормить вас из царских запасов, разбойники…
Атаман спокойно слушал воеводу.
– Вот что, князь-воевода, – с усмешкой сказал Старой, – мы не разбойники и не воры. Мы – царские холопы. И ты есть царский холоп. Отписок для тебя нету, И ты бы, боярин-воевода, для тех скорых царских вестей подводы нам дал. Кони у нас пристали в дороге. Сам видишь. Изголодались мы. И напрасно кричишь на нас. Жил бы лучше в ладу с нами. А не станешь в ладу жить с нами – не ровен час, прибьем! Давай подводы! – закончил он решительно и подступил поближе к воеводе.
– Подвод для вас у меня нет, – ответил Волконский и хотел было подняться и выйти из съезжей избы.
– Нет, князь-воевода! – настойчиво сказал атаман. – Постой! Давай подводы! Мы едем в Москву по самым скорым делам.
– А я того не знаю.
– Эге, воевода! – зашумели казаки. – Царское дело рушить! Задержку чинишь! Челом ударим царю. Царь потрясет твою рыжую бороду, стряхнет с тебя твою воеводскую одежу. А будет маловато, то он тебя и с Валуек вытряхнет… Вот такой же строптивый был воронежский воевода, князь Долторуков-Шабан. Царя гневил. Так мы его прибили! Ты дашь подводы?
Услыхав такие слова, воевода притих, гнев припрятал.
– Я – ближний царю боярин. Я – князь! – сказал он.
Станичники захохотали:
– Ближний царю боярин? Ты валуйский вымогатель! Живешь на даровом корму, на посулах Посулы – взятки.

людских. Поминки Поминки – подарки.

принимаешь. Казаков по всем дорогам грабишь… Да нешто царь доверил грабить нас?
– Ты вот что, князь Волконский, – сказал Левка Карпов, – коль приехал на Валуйки покормиться – кормись, а мы едем по делу наиважнейшему, не задерживай нас попусту.
– Чего толкуете? – добавил Афонька Борода. – Коней возьмем сами. Пусть только крикнет! Он тут недавно станицу легкую ограбил. У атамана Федьки Ханенева саблю булатную сорвал, а ей было пять рублев цена;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25