— Так спрашивайте!
— Сложности, которые открылись вашему взору на второй ступени, каким-то образом связаны с маленькой оговоркой, которую вы сделали минутой раньше?
— Что за оговорка, черт побери?
— Сначала вы сказали, что никто не обладает столь полной информацией по поводу этой трагедии, а потом добавили — «почти никто». Вот я и спрашиваю: этот таинственный «почти» стоит на пути?
— Браво, Костас. Господин «Почти» действительно серьезно меня беспокоит. Проблема, однако, в том и заключается, что на пути он не стоит. Понимаете, Костас, я его не вижу и не могу разглядеть, сколько ни пытаюсь.
— Понимаю.
— И?
— Готов продолжить работу. Мне тоже любопытно разобраться с некоторыми загадками второй ступени.
— Благодарю. Я могу задать вам несколько вопросов?
— А я — вам?
— Разумеется. Вы готовы?
— Вполне.
— Тогда приступим. Но прежде… Примите мои извинения, Костас.
— Мне казалось, мы закончили с этой темой.
— Не знаю, о чем вы толкуете, я же сгораю от стыда, потому что до сих пор не предложил вам промочить горло, не говоря уже о том, чтобы перекусить. Ужин, разумеется, предусмотрен. И повар, кстати, грек, из местных, заслуживает того, чтобы отведать его стряпню. Но, полагаю, мы сначала закончим с делами. По крайней мере с самой неприятной их частью.
— Согласен. Рассказ о шести обескровленных трупах вряд ли впишется в застольную беседу. Но немного русской-водки я бы, пожалуй, пригубил уже сейчас.
— Немного — это…
— Как будто вы наливаете себе тройной скотч.
— Лед, сода, лимон?
— Нет. Водка не терпит усовершенствований.
— Ну, не знаю. Я предпочитаю усовершенствованное виски.
— О вкусах не спорят. Итак, что сначала?
— Обескровленные трупы, раз уж вы сами о них заговорили.
— Сначала я просто констатировал смерть. Всех шестерых, по очереди. Смерть и начало трупного окоченения, из которого следовало, что все они мертвы… как минимум, впрочем, вы читали заключение патологоанатомов. Я подписал бы его с чистой совестью. Смерть всех шестерых наступила в результате потери такого количества крови, которое… Но это длинно и путано. Скажем проще: потери всей крови. Дальше — как вам, наверное, известно — начинается мистика чистейшей воды, потому что никаких следов крови — речь, напомню, все же идет о тридцати с лишним цитрах! — возле трупов не обнаружено.
— Обнаружено.
— Вот как? И где же?
— Мои люди…
— Да, да, которые шли по следам… честь им и хвала. потому что если кровь обнаружена — это в принципе меняет…
— Ничего это не меняет. Возле троих из шести, вернее, ткани их палаток обнаружены маленькие, неразличимые глазом капли. Четыре — в первом случае. Девять — во втором. И так далее… Следствие, надо думать, стены палаток следовало не слишком тщательно. И что это дает?
— Это — ничего. Кому из нас не доводилось брызнуть слюной за обедом?
— Если последнее не шутка, то мы подошли к одном из главных вопросов второй ступени. Но прежде я бы хоте, задать один из своих коварных вопросов. Можете, кстати не отвечать. Это интересует меня не в интересах дела, лично. Лично меня, Костас.
— В таком случае можете смело рассчитывать на ответ
— Скажите, первое… самое первое, что пришло в голову, когда вы убедились окончательно, что…
— Что я не сошел с ума…
— Да, разумеется. Но потом, через какое-то время, не сколько придя в себя, о чем вы подумали?
— О вас.
— Обо мне?!
— Ну, не о вас лично. О ваших людях, которые — теоретически, разумеется, только теоретически — могли бы выполнить это так профессионально.
— Но — позвольте! — в этом случае мне пришлось бы заставить солнце поволноваться ровно настолько, чтобы из строя вышла аппаратура связи. Загодя внедрить за стойку местного бара милое создание в вашем вкусе, причем из той именно породы женщин, которые никогда не говорят «нет».
— К чему такие сложности?
— Нужно было каким-то способом удалить вас из лагеря. Желательно — на всю ночь.
— А зачем?
— А как бы в таком случае вы остались живы?
— А в чем, собственно, заключалась такая уж необходимость сохранять мою драгоценную жизнь?
— Вот, значит, как…
— Почему — нет? Разве не вы собирались начертать «прагматизм» на фамильном гербе?
— У нас нет такой традиции.
— Я сказал: собирались.
— Оставим это. Но вы удивили меня, Костас. Приятно удивили. Жаль, что у вас нет фамильного герба. Я бы, пожалуй, подарил вам эту замечательную идею. И кстати, знаете, в чем заключается ее непреходящая ценность?
— Не задумывался.
— Она честна. Никто из потомков не покраснеет, что бы ни совершил потом, ибо прагматизм… Но оставим высокие материи. Итак, первой мыслью был я. То бишь человек.
— А вы уже… не?..
— Не смешно. Итак, первой вашей мыслью было все-таки преступление… Кстати, в любом случае — сохраняя вам жизнь или нет — зачем?! Зачем мне убивать Рихарда и его людей? Экспедиция финансировалась мной. Договор с Эрхардом составлен таким образом…
— Не утруждайтесь, я все равно ни черта не смыслю в юриспруденции, а умные мальчики вроде моего швейцарца наверняка обставили все таким образом, что старику Эрхарду в итоге доставались исключительно научные дивиденды, а все прочие — вам. Стало быть, и злополучный череп — тоже. К тому же там был еще я, в качестве… зависимого наблюдателя. Скажем так. Слово «надсмотрщик» меня коробит.
— Вы не были надсмотрщиком. Рихард знал, что мы друзья…
— …что я увлекаюсь археологией. И по вашей просьбе взял меня в экспедицию, тем более что врач, какой-никакой, все равно нужен. Все так.
— А раз так, что за резон мне убивать шесть человек, да еще таким варварским образом?
— Для устрашения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124