– Поначалу приходилось, – ответил Эстебан. – В ту пору гильотина еще возвышалась на площади Победы.
– Беспощадная штука, она не щадит ни мужчин, ни женщин, – заметил Сигер с какой-то странной интонацией.
– По правде говоря, я не помню, чтобы гильотинировали хотя бы одну женщину, – вырвалось у юноши, который сразу же почувствовал, сколь неуместно его замечание.
Аббат Бротье поспешил переменить разговор и пустился в общие рассуждения:
– Только белые распространяют на женщин даже самые суровые свои законы. Негры в ярости могут изнасиловать и изувечить женщину, но, будучи в спокойном состоянии, они никогда ее не казнят. По крайней мере, я не знаю подобных примеров.
– В их глазах женщина – это чрево, – проговорил Эстебан.
– А в наших – голова, – подхватил Сигер. – Иметь чрево – всего лишь закон природы, а носить голову на плечах – уже некая ответственность.
Бийо только пожал плечами, словно желая сказать, что замечание швейцарца лишено остроумия.
– Вернемся к предмету нашей беседы, – сказал он с легкой улыбкой, чуть тронувшей его бесстрастное лицо, по которому никогда нельзя было понять, погружен он в свои мысли или прислушивается к разговору.
Сигер возобновил свой рассказ о мятежах негров:
– Я твердо убежден, что Бартоломе де лас Касас – один из величайших злоумышленников в истории. Плантатор-рабовладелец клеймит здесь великого борца за свободу индейцев и негров Америки испанского гуманиста Бартоломе де лас Касаса (1474 – 1566).

Почти три века тому назад он выдвинул грандиозную проблему, которая по своим масштабам превосходит даже столь знаменательное событие, как французская революция. Нашим внукам все ужасы, происходящие ныне в Синнамари, Куру, Конамаме, Иракубо, покажутся пустяковыми примерами человеческого страдания, а негритянская проблема будет всегда существовать. В Сен-Доменге мы узаконили стремление негров к свободе, и вот они уже изгоняют нас с этого острова. А потом негры захотят жить на равной ноге с белыми.
– Они этого никогда не добьются! – крикнул Бийо.
– А, собственно, почему? – спросил Бротье.
– Потому что мы вылеплены из разного теста. Я избавился от некоторых человеколюбивых грез, господин аббат. Нумидийцу надо проделать немалый путь, прежде чем он уподобится римлянину. Негр из Ливии – это вам не афинянин. А здешний Понт Эвксинский Понт Эвксинский – древнегреческое название Черного моря, берега которого считались отдаленной провинцией.

, на побережье коего мы отбываем ссылку, отнюдь не Средиземное море…
В это время появилась Бригитта, юная служанка Бийо; она уже несколько раз входила из кухни в комнату, служившую столовой, и Эстебан обратил внимание на тонкие черты ее лица, какие нечасто встречаются у негритянок, а скорее присущи мулаткам или квартеронкам. На вид девушке было лет тринадцать, однако ее юное тело уже оформилось, и его округлости отчетливо вырисовывались под платьем из грубого полотна. Она почтительно возвестила, что ужин – большое дымящееся блюдо из батата, бананов и вяленого мяса – готов. Бийо отправился за бутылкой вина – неслыханной в этих местах роскошью, – которой он наслаждался последние три дня, и четверо мужчин уселись за стол друг против друга; за едой Эстебан тщетно пытался понять, в силу каких необычайных обстоятельств возникла непонятная дружба между ненавидимым всеми Бийо, аббатом, который, быть может, по вине того же Бийо оказался в ссылке, и землевладельцем-кальвинистом, разорившимся именно потому, что идеи хозяина дома воплотились в жизнь. Заговорили о политике. Речь шла о том, что Гоша отравили, Гош, Луи-Лазар (1768 – 1797) – один из наиболее даровитых военачальников эпохи революционных войн, человек кристальной честности, всецело преданный делу революции. Умер скоропостижно, командуя армией, которая должна была высадиться в Ирландии. Версия о его отравлении не заслуживает доверия.

что популярность Бонапарта растет с каждым днем, а в бумагах Неподкупного обнаружены письма, из которых следовало, что перед тем, как разразились события 9 термидора, приведшие к его падению, Робеспьер будто бы собирался уехать за границу. Там у него якобы были надежно припрятаны деньги. На Эстебана уже давно наводили тоску постоянные пересуды и толки о нынешних вершителях человеческих судеб и о вчерашних кумирах. Все разговоры в ту пору сводились к одному и тому же. Юноше так хотелось бы мирно побеседовать вместо этого о граде божием, или о жизни бобров, либо о чудесных свойствах электричества. Его неодолимо клонило ко сну, и не было еще восьми часов, когда он извинился за то, что все время клюет носом, и попросил разрешения растянуться на тюфяке, который гостеприимно предложил ему хозяин дома. С табурета, стоявшего возле ложа, он взял оставленную кем-то книгу. Это был роман Анны Радклиф Роман английской писательницы Анны Радклиф (1764 – 1820) «Итальянец, или Исповедальня кающихся в черных одеждах» вышел в свет в 1797 г.

«Итальянец, или Исповедальня кающихся в черных одеждах». Случайно встретившаяся в нем фраза глубоко поразила Эстебана: «Alas! I have no longer a home: a circle to smile welcome upon me. I have no longer even one friend to support, to retain me! I am a miserable wanderer on a distant shore!…» «Увы! У меня нет больше дома, где бы меня встречали благожелательной улыбкой. У меня больше нет даже друга, который мог бы ободрить и поддержать меня! Я жалкий скиталец на дальнем берегу!…» (англ.)

Он проснулся вскоре после полуночи: в соседней комнате, сняв из-за жары рубаху, Бийо-Варенн что-то писал при свете лампы. Время от времени он сильным ударом ладони убивал назойливое насекомое, усевшееся на его плечо или затылок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144