София, перегнувшись через перила лестницы, визжала от страха. Виктор вновь поднялся наверх, таща сундук, набитый различными мелочами; он почти силой втолкнул девушку в ее комнату, а сам, задыхаясь, рухнул в кресло.
– Больше у меня ни на что нет сил, – пробормотал он.
И чтобы успокоить Софию, жалобно глядевшую на него, он стал говорить, что циклон уже ослабевает, что братья ее в полной безопасности – они на складе, сидят себе на мешках под самым потолком, – и теперь надо спокойно дожидаться рассвета. Самое главное, двери и окна устояли под порывами урагана. Впрочем, дом построен на совесть, ему, видно, не впервой выдерживать ярость ветров. Затем почти насмешливым тоном он сказал Софии, что вид у нее, надо признаться, препротивный: платье перепачкано, чулки заляпаны грязью, а в мокрых, спутанных волосах торчат сухие листья. Девушка молча прошла к себе в туалетную комнату и почти тотчас же возвратилась, кое-как причесавшись и накинув халат. На улице циклон ревел уже не так свирепо, теперь налетали только отдельные порывы вихря – одни резкие, другие более слабые, и промежутки между ними становились все продолжительнее. С неба словно сочился водяной туман, пахнувший морем. Ветер все еще толкал, тащил, катил по мостовой, поднимал на воздух и сбрасывал на землю различные предметы, но шум постепенно утихал.
– По-моему, вам теперь самое время улечься в постель, – сказал Виктор, подавая девушке бокал выдержанного вина.
Проговорив это, он с поразительной бесцеремонностью стащил с себя рубашку и остался голым по пояс. «Ведет себя, словно муж», – подумала София, поворачиваясь к стене. Она собралась было что-то сказать, но сон уже сомкнул ее уста… Вдруг девушка пробудилась: было еще темно, она почувствовала, что кто-то лежит с нею рядом. Чья-то рука покоилась на ее талии. И эта тяжелая рука все сильнее сжимала ее стан, точно тисками. Сонное оцепенение еще владело Софией, и сначала она не поняла, что происходит: после пережитых страхов так приятно было ощущать, что тебя окутывает, охраняет, оберегает тепло какого-то живого существа. Она уже готова была снова забыться, но тут сознание вернулось к ней, по телу пробежала холодная дрожь, и девушка поняла всю недопустимость происходящего. София резко повернулась и вдруг ощутила рядом нагое тело постороннего человека. Она задрожала от возмущения и принялась молотить по нему кулаками, отталкивать его локтями и коленями, царапать, щипать; при этом она все время натыкалась животом на что-то непонятное и твердое. А мужчина пытался схватить ее за кисти рук, горячее дыхание опаляло ее уши, он нашептывал ей в темноте странные слова. В борьбе их тела тесно соприкасались, сплетались, почти сливались, но ему никак не удавалось одержать над ней победу. София сопротивлялась упорно и ожесточенно, казалось, она черпает силы в самых недрах своего существа, которому угрожали. Каждым движением она стремилась причинить боль, вся съеживалась, сжималась в тугой комок, и он не мог укротить, покорить ее. В конце концов он отказался от дальнейших попыток и, как бы признавая поражение, отрывисто рассмеялся, тщетно пытаясь скрыть досаду. А она теперь яростно осыпала его упреками и насмешками, выказывая при этом удивительную способность унижать, ранить в самое больное место. Мужчина тяжело поднялся с постели. Он шагал по комнате и с мольбою в голосе просил не сердиться на него. Стараясь оправдаться, он приводил доводы, которые поражали девушку, одержавшую трудную победу: ей даже и в голову не могло прийти, что такой мужественный и зрелый человек, столько переживший и придавший на своем веку, оказывается, видел в ней женщину, вней, которая ощущала себя почти девочкой. И хотя непосредственная угроза ее целомудрию миновала, София чувствовала, что теперь ей угрожает, пожалуй, еще большая опасность, – из темноты до нее доносился голос, порою звучавший с невыразимой нежностью; голос этот обращался к ней и приоткрывал врата неведомого мира. В ту ночь для нее закончилось отрочество с его чистыми играми. Слова получали отныне необыкновенную весомость. То, что случилось, – вернее, то, чего не случилось, – приобретало огромное значение. Скрипнула дверь, и в ее проеме при свете зеленоватых предутренних лучей возникла человеческая фигура, – мужчина медленно удалялся, тяжело волоча ноги, угнетенный и подавленный. София осталась одна, сердце ее учащенно билось, волосы растрепались, она была охвачена тревогой и понимала, что прошла через тяжкое испытание. От ее тела исходил странный запах, – а быть может, ей это только казалось, – и она никак не могла отделаться от него; то был терпкий, животный, чужой запах, однако и она была к нему как-то причастна. В комнате посветлело. На кровати, рядом с Софией, виднелась вмятина, оставленная мужчиной. И девушка принялась приводить постель в порядок, она взбивала перину, чтобы уничтожить, заполнить перьями неровности, а когда работа была наконец закончена, София вдруг испытала острое чувство унижения: так, должно быть, взбивают свою перину гулящие женщины в том квартале возле арсенала, после того как они спали на ней с чужим человеком. И точно так же поступают наутро после брачной ночи вчерашние девственницы, которых осквернили, грубо проникнув в их лоно. Да, пожалуй, это и было самое неприятное: ведь, перестилая постель, разглаживая складки на простыне, она тем самым как бы становилась сообщницей, как бы одобряла случившееся; точно такими же робкими, осторожными, стыдливыми движениями боязливая любовница спешит уничтожить следы греховных объятий. Побежденная усталостью, София легла в постель и забылась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144