Просто спрыгнул со стены форта.
— Дезертировали?
— Нет. Если я вернусь до завтрашнего вечера, это будет только самовольная отлучка. А я вернусь еще сегодня.
— Ну, если так… Я была бы рада пригласить вас на чашку чая.
И она опустила глаза. Судя по всему, я произвел на нее сильное впечатление.
— Я был бы счастлив, графиня, — почтительно ответил я с ощущением, что следовало бы по такому случаю опуститься на одно колено.
— Тогда зайдем…
За входной дверью оказался огромный, отделанный деревом холл, залитый светом люстры. Лакеи в ливреях поспешили ко мне… Сколько света и роскоши…
Несколько ошеломленный, я шел рядом с нею по лестнице…
Стены во всю их высоту были расцвечены разными яркими картинами. Я много вращался в высших кругах и знаю, что такие картины называют гобеленами… Человек, попадая в образованное общество, и сам здорово повышает свой уровень.
Сводчатый потолок тоже весь был покрыт рисунками цветов — так называемыми фресками. Когда они обвалятся и покроются основательным слоем грязи, любой музей заплатит за них хорошие деньги.
Мы прошли через целую кучу комнат, пока шедший перед нами лакей не ввел нас, наконец, в небольшой, интимный салон и не включил лампу, прикрытую шелковым абажуром. Вспыхнул мягкий, домашний свет, оставлявший в полумраке дальние уголки комнаты.
Через несколько мгновений лакей появился снова, толкая перед собой, на манер детской коляски, небольшой столик на колесах. На столике стояли бутылки, бокалы, какое-то крохотное печенье для закуски и сигареты.
— Можете идти, Луи.
Только тот, кто много бывал в обществе господ, знает, насколько аристократичным должен быть дом, в котором лакея зовут Луи.
Она угостила меня виски, мы закурили и начали беседовать.
— Дорогой Джон, — сказала она, наклоняясь ко мне через ручку своего кресла. — Вы оказали мне огромную услугу. Я никогда не забуду…
— Ну, что вы… Право же, это мелочь. Мне жаль, что не пришлось вступить в бой ради вас, графиня. Поверьте — это так!
Я бы сейчас с удовольствием сразился с целой ротой, чтобы доказать, какое чувство я питаю к этой женщине.
Она едва пригубила свой бокал, но я залпом проглотил уже четвертую порцию отличного виски.
Чуть позже я дерзко наклонился к ее руке, лежавшей на ручке кресла, и поцеловал ее…
Она словно не заметила этого…
Взглянув на нее, я увидел, что она, опустив глаза, улыбается. Но что это была за улыбка!
Эта женщина улыбалась так, словно с трудом сдерживала слезы. Я так ее про себя и назвал: «смеющаяся сквозь слезы графиня».
— Вы дерзки, но не назойливы, так что я на вас не обижена…
Это тоже было верно. Я попробовал подвинуть свое кресло чуть поближе к ней, но это чертово сооружение зацепилось за ковер, так что я чуть не очутился на полу и, спасая положение, опрокинул бутылку с виски.
— Прошу прощения…
— Ерунда… Точь-в-точь то же самое случилось когда-то с маркизом Валуа.
Такое и впрямь случается даже с самыми знатными вельможами. Самое главное то, что теперь я сидел совсем рядом с нею. Сердце у меня колотилось так, будто собиралось выскочить из-под мундира. Голова кружилась от аромата жасмина и ее духов.
— Почему… вы убежали из казармы? — спросила она и наклонилась, почти прикасаясь ко мне.
Я сумел лишь пробормотать в ответ:
— Увидел одного подлеца… со стены… и бросился за ним в погоню…
— А как же вы очутились там… в кафе?…
— Он забежал туда… я за ним…
Тем временем она как заботливая хозяйка все подливала мне виски, а я пил, потому что выпивка делает человека более приятным собеседником.
— Жарко здесь…
Она вздохнула, встала и прошлась по комнате. Клянусь — такой великолепной фигуры, как у нее, я в жизни не видывал. Сама ее походка с медленными, упругими шагами была как музыка.
…Потом она играла на пианино и пела… Было просто великолепно. У графини могли бы поучиться и профессиональные певицы из ресторанов.
Когда она закончила петь, я опустился перед нею на одно колено.
— Графиня… я с радостью умер бы за вас, — прошептал я с мужской простотой. — И… и…
Да… Она слегка погладила мою склоненную голову. Меня всего, от головы до пят, словно током пронизало от этого прикосновения.
— Верю… Я почти не знаю вас, Джон, но чувствую, что вы — смелый, честный, великодушный и умный человек.
Перед таким признанием остается только снять шляпу!
— Слушайте… — продолжала она. — Я доверю вам свою самую святую, самую сокровенную тайну…
— О графиня…
— Да! Мне необходимо кому-то довериться, а вы… вы… с первого взгляда… Короче говоря…
— Можете положиться на меня, графиня.
— Тогда слушайте… Мой отец был дипломатом.
— Я догадывался об этом.
— Каким образом?
— Вы так очаровательны, так благородны, что вашим отцом мог быть только дипломат.
Так выражаюсь я.
— Спасибо… Вы не только дерзки, но и образованны.
А так она.
— А теперь, прошу вас, слушайте внимательно. Мой отец стал невинной жертвой политической интриги. Интриги, подстроенной одной женщиной. Это была испанская герцогиня Аннунциата Эрманьола. Отец рассказал ей об одной государственной тайне и в результате ему пришлось бежать. Вижу по вас, что вам приходилось уже слышать о подобной истории.
— А как же! Точно то же случилось и с рыцарем Лоэнгрином, только там женщина была не испанкой, а оперной певицей…
Я, разумеется, не упустил случая создать хорошее впечатление о своей образованности.
— Неплохая аналогия, — заметила она удивленно и засмеялась.
— Над чем вы смеетесь, графиня?
— Это был горький смех… — ответила она угрюмо. — Моему отцу удалось скрыться лишь благодаря тому, что я отдала свою руку графу Ларошель… А ведь я ненавидела его…
— Какой ужас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53