Нахмурив брови, плотно сжав губы, Смайли перечитал эти строки несколько раз. Мендель спросил:– Как вы это узнали?– Что?– Что этим утром был вызов из центральной?– Так случилось, что я подошел к телефону. Я думал, это меня. Но это была центральная. Я сразу не понял. Я решил, что вызывают миссис Феннан. Я спустился вниз, чтобы ей сообщить.– Спустились?– Да, у них телефон в спальне. Фактически это кабинет… Миссис Феннан долгое время была прикована к постели, и после этого они ничего не меняли в комнате, я полагаю. На первый взгляд, это скорее кабинет, чем спальня: книги, пишущая машинка, рабочий стол и так далее.– Пишущая машинка?– Да, портативная. Как мне кажется, письмо было напечатано на ней. Понимаете, когда я поднял трубку, я и предположить не мог, что вызывают миссис Феннан.– Почему?– Она мне говорила, что страдает бессонницей.И даже мрачно пошутила по этому поводу. Я посоветовал ей отдохнуть, на что она ответила: «Мое тело и моя душа вынуждены терпеть друг друга двадцать часов в сутки. Мы уже и так живем дольше остальных». И добавила, что сон– это роскошь, которой она лишена. В таком случае зачем бы ей понадобилось заказывать вызов на восемь тридцать?– А зачем мужу или кому-либо другому понадобилось заказывать вызов на это время? Ведь это время завтрака.– Точно. Меня это тоже заинтриговало. Мне известно, что министерство иностранных дел начинает работать в десять часов. Даже если предположить, что Феннан проснулся в восемь тридцать, ему надо было еще успеть одеться, побриться, позавтракать и сесть в поезд. Вообще-то жена могла его разбудить.– Вполне возможно, что она лгала, говоря о бессоннице. Женщины часто сетуют на бессонницу, на мигрень и тому подобное. Это один из способов показать, какие они нервные и чувствительные. Хотя в большинстве случаев это блажь.Смайли покачал головой.– Нет, заказать вызов она не могла, так как вернулась только в двадцать два сорок пять. Впрочем, если допустить, что она неправильно указала время своего возвращения, она не могла бы подойти к телефону, не заметив труп мужа. И не говорите мне, что, обнаружив труп, она первым делом поднялась на второй этаж и позвонила на телефонную станцию, чтобы заказать вызов на раннее утро.Какое-то время они молча пили кофе.– И еще, – сказал Мендель.– Ну?– Вы согласны, что его жена вернулась из театра без пятнадцати одиннадцать?– Она это утверждает.– Она ходила одна?– Не знаю.– Держу пари, что нет. Держу пари, что она вынуждена была по этому поводу сказать правду и что она сама напечатала время на письме, чтобы обеспечить себе алиби.Смайли вспомнил Эльзу Феннан, ее гнев, ее покорность судьбе. Говорить о ней в таком тоне ему показалось нелепым. Нет, это не она. Нет.– Где нашли тело?– У лестницы.– У лестницы?– Да, он лежал навзничь в передней, а пистолет под ним.– А записка? Где она была?– Рядом на полу.– Еще что-нибудь?– Да, чашка какао в гостиной.– Понятно. Феннан решил покончить с собой.Он заказывает вызов на восемь тридцать, готовит какао и относит его в гостиную, поднимается на верх и печатает прощальное письмо, затем спускается, чтобы убить себя, и по рассеянности забывает выпить какао. Все складывается очень мило.– А что, разве не так? Кстати, не позвонить ли вам в вашу контору?Смайли двусмысленно посмотрел на Менделя.– Вот и конец старой дружбе, – сказал он.Направившись к телефону-автомату, висевшему у двери с надписью «Служебный вход», он услышал, как Мендель пробормотал:– Держу пари, что то же самое вы говорите всем.Смайли с улыбкой набрал номер Мастона. Мастон хотел его немедленно видеть. Он вернулся за столик. Мендель помешивал вторую чашку кофе с таким видом, будто бы эта операция требовала максимума внимания. Он жевал большой пирожок. Смайли остановился напротив него.– Я должен вернуться в Лондон.– Ну что ж, тогда волк останется в овчарне. (Он резко повернулся к Смайли.) Или я ошибаюсь?Он говорил сквозь зубы, не переставая жевать.– Если Феннан был убит, ничто не помешает газетчикам узнать об этом деле… Я полагаю, что это не понравилось бы Мастону. Он предпочел бы самоубийство, – добавил он как бы для себя. – Как бы там ни было, мы должны допустить такую возможность.Смайли молчал. Он уже слышал, как Мастон разбивает его подозрения раздраженным смешком.– Я ничего не знаю, – произнес он. – Я действительно абсолютно ничего об этом не знаю.Надо возвращаться в Лондон, думал Смайли. В сверкающие палаты Мастона. И снова круговерть подозрений и упреков. И все то же нелепое отгораживание от человеческой трагедии тремя страницами отчета.Снова пошел дождь, теплый и назойливый, и Смайли успел промокнуть по дороге в комиссариат. Он снял пальто и бросил его на сиденье машины. Смайли с облегчением покидал Уоллистон, несмотря на то, что ему предстояло вернуться в Лондон. Повернув на автостраду, краешком глаза он заметил силуэт Менделя в мокрой бесформенной шляпе, потемневшей от дождя, который упорно двигался своим тяжелым шагом к вокзалу. Смайли даже не подумал предложить подвезти его в Лондон и теперь упрекал себя за отсутствие предупредительности. Мендель, безразличный к щекотливости ситуации, открыл дверцу и сел в машину.– Повезло, – заметил он. – Я боюсь поездов.Вы едете на Кембриджскую площадь? Вы можете меня подбросить до Вестминстера, а?Автомобиль тронулся. Мендель вытащил старый зеленоватый кисет и свернул сигарету. Он поднес ее к губам, передумал, протянул Смайли и зажег ее своей необычной зажигалкой, которая выбросила громадное голубое пламя.– У вас раздосадованный вид.– Еще бы.Молчание. Мендель продолжал:– Беда всегда приходит оттуда, откуда не ждешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44