Ему трудно было объяснить свои ощущения. Наверное, не хватало какой-то искры.Возможно, дело было в его инструкторе. Флегматичный Танака считал, что все дело в бесконечной отработке правильных движений. Снова и снова Николас вынужден был их повторять. Еще и еще, пока он не чувствовал, что они намертво запечатлевались в его мозгу, в его нервах, в его мышцах. Он ненавидел эти монотонные упражнения; не нравилось Николасу и то, что Танка обращался с ними как с детьми, еще не готовыми к настоящей жизни.Время от времени он довил себя на том, что смотрит в дальний конец додзё, где другой мастер — Кансацу — проводил индивидуальные занятия с несколькими старшими учениками.Благодаря участию Итами, Николас попал в ту же школу — рю , — где занимался Сайго; его раздражало, что двоюродный брат, будучи на год старше, начал заниматься раньше и ушел далеко вперед. Сайго не упускал случая показать свое превосходство. В додзё он относился к Николасу с нескрываемым презрением, как и многие другие ученики — из-за его европейской внешности. Они считали, что гайдзин, иностранец, недостоин заниматься традиционными воинскими искусствами, священными для японцев. Однако дома Сайго старался быть с Николасом подчеркнуто вежливым. Николас пытался объясниться с двоюродным братом, но после третьей неудачной попытки оставил эту затею.Присутствие Сайго в додзё было для Николаса настоящим мучением. Вместо того чтобы поддерживать двоюродного брата, который так нуждался в его помощи, Сайго старался всячески ему навредить и дошел даже до того, что стад неформальным лидером “оппозиции”.Однажды вечером после тренировки, когда Николас принял душ и стал одеваться, к нему с разных сторон подошли пять или шесть мальчиков.— Что ты здесь делаешь? — начал один из них. — Это наше место.Николас молча продолжал одеваться. Внешне он оставался невозмутимым, но его сердце бешено колотилось.— Тебе нечего сказать? — продолжал другой. Он был меньше ростом и младше остальных, но близость приятелей явно придавала ему смелости. — Видимо, он не понимает по-японски. Может быть, нам обратиться к нему по-английски, как к обезьяне в зоопарке?Все дружно расхохотались.— Правильно, — подхватил первый мальчик. — Я жду ответа, обезьяна. Что ты делаешь на нашем месте? Здесь уже все провоняло.Николас поднялся.— Почему бы вам не пойти куда-нибудь, где смогут оценить ваши шутки.— Вы посмотрите! — закричал меньший мальчик. — Обезьяна разговаривает!— Заткнись! — велел старший и обратился к Николасу: — Ты сейчас пожалеешь о своих словах, обезьяна.И без предупреждения ударил Николаса в шею ребром ладони. Николас ответил, и все они набросились на него. Сквозь мелькание рук Николас увидел Сайго, который спокойно направлялся к выходу, и выкрикнул его имя.Сайго подошел поближе.— Держись! — крикнул он, пробиваясь к Николасу. Он растолкал мальчишек в стороны, и Николас смог перевести дух. — Что здесь происходит?— Это все гайдзин, — заявил один из нападавших, продолжая сжимать кулаки. — Сам нарывается.— Это правда? — спросил Сайго. — Один против шестерых? Трудно поверить. — Он пожал плечами и ударил Николаса в живот.Николас рухнул на колени, его лоб касался пола, будто в молитве. Его рвало, он задыхался, судорожно хватая ртом воздух.— Не приставай к ним больше, Николас, — сказал Сайго. — Где твое воспитание? Но что вы от него хотите, ребята — отец варвар, а мать китаянка.Сайго отвернулся и пошел к выходу; остальные мальчики потянулись за ним следом, оставив Николаса корчиться от боли на холодном полу. * * * Она пришла неожиданно, среди недели, и в доме поднялась невообразимая суматоха. Разумеется, больше всех суетилась Цзон, которой всегда казалось, что для Итами комнаты недостаточно чисто убраны, еда недостаточно вкусна, а домашние недостаточно хорошо одеты.“Она похожа на куклу, — думал Николас. — Изящная фарфоровая статуэтка, которая должна стоять на подставке, под стеклянным колпаком, защищающим ее от несовершенного окружающего мира”. На самом деде Итами не нуждалась в подобной защите: она обладала железной волей и умела подчинять ей даже своего мужа, Сацугаи.Николас тайком следил из другой комнаты, как Цзон выполняла для Итами сложную чайную церемонию, стоя на коленях возле зеленого лакового стола. На ней был традиционный японский халат; длинные блестящие волосы были собраны костяными заколками. Николасу показалось, что она никогда еще не выглядела такой царственно красивой. В то же время, в Цзон не было ничего от холодного очарования Итами, и именно поэтому он так восхищался своей матерью. В довоенных японских фотоальбомах Николас видел многих женщин, похожих на Итами, — но Цзон! С ней никто не мог сравниться. О свойственном ей благородстве духа Итами не могла и мечтать, по крайней мере, в этой жизни. Властное обаяние Итами уступало силе Цзон, ее внутреннему спокойствию, глубокому, как полная неподвижность летнего дня; это Николас ценил в своей матери выше всего.Ему не хотелось разговаривать с Итами, но уйти из дому, не поприветствовав ее, было бы крайне невежливо. Его мать пришла бы в ярость и, конечно, потом винила бы себя. Этого Николас не мог допустить. Через некоторое время он раздвинул сёдзи и вошел в комнату.Итами перевела на него взгляд.— Ах, Николас, я и не знала, что ты дома.— Здравствуйте, тетя.— Извините, я на минуту отлучусь, — сказала Цзон, легко и бесшумно вставая с колен. — Чай уже остыл.В присутствии Итами она почему-то предпочитала обходиться без прислуги. Мать оставила их наедине, и Николасу стало не по себе от испытующего взгляда Итами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152