И еще до заката следующего дня мьуишли славный пустынный островок для нашего капитана, вдали от морских путей, примерно в сотню ярдов длиной и восемьдесят шириной; и мы доставили его туда в лодке и снабдили годовым запасом еды, – ровно столько, сколько приходилось на каждого из нас, потому что бедный старина Билл любил справедливость. Там-то мы и оставили капитана: удобно привалившись к скале, он горланил матросскую песню.
Когда песнь капитана затихла вдали, все мы весьма приободрились и устроили пир из наших годовых запасов, потому что рассчитывали вернуться домой не позже чем через три недели. На протяжении недели мы задавали роскошные пиры по три раза на дню, и каждый получал больше, чем мог съесть, а недоеденные куски мы бросали на пол, словно урожденные джентльмены.
А потом вдали показался Сан-Хуэльгедос, и мы надумали причалить и потратить наши денежки там, но ветер переменился и погнал нас в открытое море. Нам так и не удалось перевести судно на другой галс и войти в гавань, хотя другие корабли проплывали мимо нас и благополучно бросали якорь в порту.
Порою вокруг нас воцарялся мертвый штиль, в то время как рыбацкие челны летели к берегу на крыльях урагана, а порою ветер выгонял нас в открытое море, а повсюду вокруг царили мир и покой. Весь день мы трудились, не покладая рук, ночью легли в дрейф и на следующий день предприняли еще одну попытку. Матросы других кораблей сорили деньгами в Сан-Хуэльгедосе, а мы никак не могли к нему приблизиться. И тогда мы обозвали нехорошим словом и ветер, и Сан-Хуэльгедос, и уплыли восвояси.
В Норенне повторилось то же самое.
Теперь мы жались друг к другу и говорили только шепотом. Вдруг бедный старина Билл ощутил страх. Мы прошли вдоль всего побережья, пытаясь пристать к земле, но у каждой гавани нас поджидал ветер и отбрасывал судно в открытое море. Даже маленькие острова нас не признавали.
И тогда мы поняли, что бедному старине Биллу на берег не сойти, и разбранили его доброе сердце, заставившее высадить капитана на утес, чтобы кровь злодея не пала на наши головы. Делать было нечего – только носиться по воле волн. Теперь мы не устраивали пиров, опасаясь, что капитан проживет целый год и так и не пустит нас на берег.
Поначалу мы взывали ко всем встречным кораблям и пытались подплыть к ним на лодке; но проклятие капитана оказалось сильнее весел, и мы сдались. Целый год мы играли в карты в капитанской каюте, день и ночь, в шторм и в штиль, и каждый грозился отплатить бедному старине Биллу, как только мы окажемся на твердой земле.
При одной мысли о бережливости капитана нас бросало в дрожь: это он-то, что в море напивался каждый второй день, он по сей день живехонек и вдобавок трезв, потому что проклятие злодея не впускало нас в гавани – а запасы убывали!
Тогда мы бросили жребий – и Джиму не повезло. Джима хватило нам ровнехонько на три дня, и мы снова бросили жребий, и следующим оказался негр-слуга. Черномазого тоже не удалось растянуть надолго, и мы снова бросили жребий, и съели Чарли, а капитан и не думал отдавать концы.
Чем меньше нас становилось, тем реже приходилось бросать жребий. Теперь мы растягивали сотоварища дней на шесть, а то и дольше; а выносливости капитана приходилось только удивляться. Минул год и еще пять недель, когда пришел черед Майка, и его хватило на неделю, а капитан умирать и не думал. Мы все недоумевали, как это ему до сих пор не надоело одно и то же проклятие, однако, надо полагать, у брошенного на необитаемом острове свой взгляд на вещи.
И вот остались только Джейк, и бедный старина Билл, и юнга, и Дик, и жребий мы уже не бросали. Мы порешили, что юнге и без того слишком долго везло, и хватит ему искушать судьбу.
И вот бедный старина Билл остался с Джейком и Диком, а капитан и не думал сдаваться. Когда мальчугана уже не осталось, а капитан так и не отдал концы, Дик, дюжий, широкоплечий парень, под стать бедному старине Биллу, объявил, что настала очередь Джейка: дескать, этот счастливчик и так протянул слишком долго. Но бедный старина Билл обсудил это дело с Джейком и оба они решили, что лучше уступить первенство Дику.
И вот остались Джейк и бедный старина Билл, а капитан умирать и не думал.
Когда от Дика осталось только воспоминание, эти двое следили друг за другом день и ночь, не смыкая глаз. И вот, наконец, бедный старина Билл рухнул на палубу без чувств и пролежал так с час. Тут Джейк подкрался к нему с ножом и нацелился на бедного старину Билла. Но бедный старина Билл ухватил его за запястье, и вывернул ему руку, и дважды тыкнул Джейка его же ножом, – на всякий случай, хотя лучшая вырезка при этом существенно пострадала. Так бедный старина Билл остался один-одинешенек.
А на следующей неделе, не успела закончиться еда, как капитан, должно быть, скончался; потому что бедный старина Билл услышал, как душа капитана с проклятиями летит над морем, и на следующий день корабль выбросило на скалистый берег. И капитан мертв вот уже сто лет, а бедный старина Билл возвратился на твердую землю жив-здоров. Однако похоже на то, что отделаться от капитана не так-то просто, потому что бедный старина Билл почему-то не стареет, и смерть его не берет. Бедный старина Билл!»
При этих последних словах наваждение рассеялось, и все мы вскочили и бросились вон.
И дело не только в гнусной истории: жуткий взгляд рассказчика и пугающая легкость, с которой голос его перекрывал рев грозы, убедили меня никогда больше не переступать порога этой приморской таверны, прибежища мореходов.



1 2