«Разве он не быстр?» – говорили молодые. «Как он счастлив!» – говорили дети.
Ночь за ночью приносили ему сон, и день за днем озаряли его скачку, пока он не прибыл в страны Аталонианцев, которые живут у границ мира, и от них он примчался в легендарные страны вроде тех, в которых он вырос по другую сторону мира, и которые лежали на самом краю мира и смыкались с вечными сумерками. И там могучая мысль достигла его неутомимого сердца, ибо он знал, что теперь приблизился к Зретазуле, городу Сомбелен.
День подходил к концу, когда он достиг цели, и облака, расцвеченные вечером, катились по равнине перед ним; он влетел в их золотой туман, и когда они скрыли мир от глаз кентавра, мечты пробудились в его сердце, и он романтично обдумал все те слухи о Сомблен, которые достигали его ушей, ибо существует сродство всего невероятного. Она обитала (сказал вечер по секрету летучим мышам) в небольшом храме на берегу одинокого озера. Роща кипарисов заслоняла ее от города, от Зретазулы, где сходятся все пути. И напротив храма стояла ее гробница, ее печальный приозерный склеп с открытой дверью, чтобы ее удивительная красота и столетия ее юности никогда не вызвали среди людей убеждения, что прекрасная Сомбелен бессмертна: ибо только ее красота и ее происхождение были божественны.
Ее отец был полу-кентавр, полу-бог; ее мать была дочерью пустынного льва и Сфинкс, наблюдавшей за пирамидами; – она была более таинственна, чем Женщина.
Ее красота была как сон, как песня; тот сон о вечной жизни снился волшебным росам, та песня пелась в неком городе бессмертной птицей, унесенной вдаль от родных берегов штормом в Раю. Рассвет за рассветом в сказочных горах и закат за закатом не могли сравниться с ее красотой; ни светлячки не ведали о ее тайне, ни все ночные звезды; поэты никогда не пели о ней, и вечера не знали ее смысла; утро тщетно завидовало тайне, тайна была скрыта от возлюбленных.
Она была девственной, безбрачной.
Львы не смогли добиться ее, потому что боялись ее силы, и боги не осмеливались любить ее, потому что знали, что она должна умереть.
Это и прошептал вечер летучим мышам, это и было мечтой в сердце Шеппералка, когда он галопом вслепую летел сквозь туман. И внезапно под его копытами во тьме равнины появилась расселина в легендарных странах, и Зретазула скрывалась в расселине, и купалась в вечерних лучах солнца.
Стремительно и осторожно он спустился к верхнему краю расселины, и вошел в Зретазулу внешними воротами, которые отворяются к звездам, и пронесся внезапно по узким улицам. Многие выскакивали на балконы, когда он, громыхая копытами, скакал мимо, многие высовывали головы из сияющих окон, как сказано в древней песне. Шеппералк не останавливался, чтобы принимать поздравления или отвечать на вызовы с военных башен, он пролетел вниз через земляные ворота подобно удару молнии своих родителей, и, подобно Левиафану, прыгнувшему к орлу, он ступил в воду между храмом и гробницей.
Он скакал с полузакрытыми глазами по ступеням храма, и, только смутно различая окружающее сквозь ресницы, схватил Сомбелен за волосы, не ослепленный пока еще ее красотой, и потащил ее прочь; и, прыгнув с ней в бездонную пропасть, куда воды озера падали в незапамятные времена, прыгнув в прореху в ткани мироздания, он забрал Сомбелен в неведомые края, чтобы быть ее рабом в течение всех столетий, отпущенных его расе.
Трижды дунул он, падая, в серебряный горн, столь же древний, как самый мир, в сокровище кентавров. Это были его свадебные колокола.



1 2