Нагнетание страстей? Старшина Лорье, ведущий расследование, был влюблен во вторую жертву, Соню Овар. Эта самая Соня, девушка далеко не строгих нравов, была крестницей моего дяди. Ее собственный дядя был неотесанным пастухом и жил в горах. Соня утверждала, что ей что-то известно о первом убийстве, жертвой которого стала неизвестная нам женщина. Итак, Соня — единственное связующее звено между всеми элементами. Если бы я могла нарисовать диаграмму или воспользоваться волшебным компьютером, как в кино.. Туда можно было бы ввести все данные, которыми я располагаю, и — раз-два! — зал, затаив дыхание, смотрит, как на экране, расчерченном квадратами, медленно выплывает лицо убийцы.
А поскольку я ничего не вижу, то останусь единственной, кто так и не узнает, о ком идет речь.
Ян вышел из больницы. Мы как раз наслаждались вкуснейшим-милейшим чайком Франсины, когда он вошел. Франсина приняла его весьма холодно, и он пустился в оправдания: Соня не пришла на свидание, он напрасно ждал, потом безрезультатно стучал в служебную дверь и, наконец, решил напиться, благо в багажнике у него была бутылка водки.
Тут Франсина спросила: что, это у него привычка такая, держать в машине бутылки с водкой, а он ответил, что купил ее вечером, надеясь, что Соня пригласит его выпить. Со стороны Франсины донеслось «хм-хм», со стороны Иветт донеслось «хмхм», и Ян разозлился. Если хотят, чтобы он уволился, пусть так и скажут, а что он делает в свободное от работы время, касается только его, ну, и так далее.
— Признайте, что вы ставите меня в неловкое положение, — посоветовала ему Франсина.
После этого обмена мнениями все успокоились. Ян извинился: больным пора заниматься гимнастикой. Он быстро вышел.
— Мог бы и побриться! — резко заметила Франсина.
— У него глаза еще красные! Наверное, у него страшно болит голова! — сказала Иветт.
— Мне очень неприятно. Я, конечно, ни в коем случае не подозреваю, что Ян мог… Но, знаете ли… у него ведь нет никакого алиби, правда?
— Ну, не думаете же вы, что Ян способен…
— Иветт, милая, если бы вы знали, на что бывают способны люди…
— О! Уж мы-то знаем, правда, Элиз?
Тут ты права. В прошлом году мне довелось испытать на своей шкуре людское двуличие. Можно сказать, что мы с Иветт — единственные уцелевшие из экспедиционного корпуса, отправленного в рейд по горящим дебрям безумия. И говоря «горящие», я имею в виду буквальный смысл этогослова, ведь мы чуть было не сгорели заживо. После огня — лед. Может быть, нас попытаются заморозить насмерть под какой-нибудь елкой?
Знаю. Психоаналитик, знаю. Отрицание собственных чувств путем насмешки над собой приводит к саморазрушению. Но я всегда была такой. Я всегда нервно смеялась на похоронах. Я пряталась за непреодолимой стеной юмора. Это моя система, у нее есть недостатки, но другой я не знаю. И к тому же, чем она может помешать сейчас, когда я не могу по-настоящему общаться с кем бы то ни было? Я больше не рискую никого обидеть.
Наверное, Франсина включила радио. Рекламные песенки. Поскольку я не собираюсь отправиться в Сингапур с «Транстуром», сменить скутер на «рейнджровер» или купить упаковку «Док Персил», слушаю довольно рассеянно. Монотонный голос диктора:
«… Торнадо в Полинезии… Брюссель: так и не достигнуто согласие по поводу размера бананов… Убийство в Антрево: жертва опознана! Это Марион Эннекен, без определенного места жительства, обретавшаяся в Дине примерно три года… »
— Я же говорила — бомжиха! — ликует Иветт.
«… молодая женщина регулярно питалась в одном из приютов, и заведующий удивился, что она не приходит… »
Марион Эннекен. Покойся с миром, Марион. Какова вероятность, что Марион, лицо без определенного места жительства из Диня, и Соня, барменша из Кастена, были знакомы? Чем занималась Марион до того, как оказалась на улице? Надеюсь, что Лорье что-то расскажет нам о ней.
Шаги, смех, воркотня: пансионеры возвращаются с занятий гимнастикой.
— Умираю! — со смехом заявляет Летиция. — Ян нас уморил.
Шутка звучит немного неуместно, и милая Франсина торопится в кухню, чтобы присмотреть за полдником. ГЦОРВИ: Горный центр обжорства и развлечений для взрослых инвалидов. У меня впечатление, что я ем целыми днями. Кончится тем, что я стану похожа на бочку, лежащую на этажерке.
Малышка Магали, которая относится ко мне с большой нежностью, прыгает ко мне на колени с воплем: «Спорт — это супер!». Я называю ее «малышкой», потому что ее голос и поведение пятилетнего ребенка никак не позволяют мне осознать, что на самом деле ей уже двадцать два года. Я глажу ее по голове. Она начинает заплетать мне косички. Она обожает меня причесывать. Тут она попала в точку, я обожаю, когда возятся с моими волосами. Мне всегда хотелось, чтобы Бенуа расчесывал их, а он вечно отвечал, что почесаться я и сама могу… Эти слова вызывали у нас дикий хохот. Когда я представляю, что он шутил со мной, а сам в это время думал о своей любовнице! Когда я вспоминаю, что он умер… Взрыв, летящие куски битых стекол, крики, паника, острый осколок вонзается в его шею, его недоверчивый взгляд. Полный ужаса и удивления. Последний взгляд, который я увидела, перед тем как очнулась слепой. Еще несколько месяцев назад воспоминание об этой сцене, когда рухнула вся моя жизнь, неизбежно вызывало у меня приступ рыданий. Теперь это стало похоже на выцветшую кинопленку. Мне надо сделать усилие, чтобы заново «увидеть» все подробности. Честно говоря, я этого избегаю.
— … Марион Эннекен, бездомная.. , — рассказывает Иветт.
— Забавно, это мне что-то напоминает.. , — бормочет Ян.
— Слово «забавно» тут не подходит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88