Надо признать, это весьма приятно. Психоаналитик ворчливо грозит пальцем, шепча: «Тони», а я возражаю Психоаналитику, что в его задачи входит не взывать к моей совести, а преданно анализировать все, что со мной происходит.
Снова садимся в машину, едем в Центр на вполне заслуженный ужин. И я обнаруживаю, что даже с одной рукой можно прекрасно съесть десяток блинов, не отстав от других. Внезапно я замечаю, что мне весело, я расслабилась, мне хочется смеяться, я наслаждаюсь мягким теплом горящего камина и шоколада. Даже молчаливый Юго шутит с нами.
— Вижу, что вам эта прогулка понравилась! — в третий раз повторяет Франсина Ачуель, которая не решилась растрясти свой жирок в деревянных санях. — Надеюсь, что никто не простудился! Иветт, немного ежевичного варенья? А вам, моя милая Элиз?
Нет, спасибо, моя милая Франсина.
— Жизнь так прекрасна, если уметь наслаждаться ею! — замечает Мартина.
— Мартина — настоящий кладезь премудрости, — шепчет мне Ян.
Звонит телефон.
— Ян, это тебя: старшина Лорье! — кричит Юго.
И вдруг я глохну. Ни шепота, ни криков, ни звяканья приборов, ни потрескивания дров в очаге — ничего не слышу. Только решительные шаги Яна к телефону.
— Алло, Филипп?.. Да, привет. Ну?.. Что?.. Ты уверен?.. Мразь!
— Ян, послушайте! — одергивает его милая Франсина.
— Но это отвратительно! Что?.. Да, конечно, но это нелегко, она немая… Ладно, мы вас ждем.
Я сжимаю запястье Иветт. Немая — это я, значит, жандармы хотят со мной увидеться, значит… Ян возвращается ко мне: звук шагов, потом прикосновение его волос к моей щеке.
— Это звонил мой приятель из жандармерии. Он отдал это мясо на анализ. Ну, и, м-м-м…
— Бешеная корова! — восклицает Иветт. — Так я и знала!
— Это не корова, — шепчет Ян.
Я чувствую, как все блины сбиваются в ком у меня в желудке.
— Элиз, в это трудно поверить, но, в общем, речь идет о…
— Свинина? Невозможно! Свинину-то я уж как-нибудь отличу! — протестует Иветт.
Ян прижимается губами к моему уху.
— Это… м-м-м… человеческое мясо. Они приедут, чтобы расспросить вас. Они будут здесь через час.
Человеческое мясо.
Иветт, с ноткой тревоги в голосе:
— Что вы сказали, Ян? Я не расслышала.
— Жандармы вам объяснят, — отвечает ей Ян, сжимая мое плечо.
— О чем вы? — интересуется Франсина.
— Ни о чем, небольшая проблема с питанием, — отвечает Ян.
Человеческое мясо.
Я его ела. И Иветт тоже.
Человеческое мясо, безусловно, срезанное с трупа молодой женщины…
Блинный ком устремляется наверх, к выходу, и вот уже меня вывернуло прямо на собственные колени.
Хор возбужденных голосов, кудахтанье больных, мне вытирают рот, колени, уверяя меня, что «ничего страшного, моя милая, ничего, со всеми бывает!». Подразумевается: особенно со всеми не вполне дееспособными. Иветт причитает:
— С ней никогда такого не случается. Наверное, это из-за прогулки…
— Не говорите глупостей, дайте мне влажную салфетку, да шевелитесь же! — командует Ян.
— Нечего истериковать! — возмущается Иветт, повинуясь.
Ну вот, наконец я чистая. Юго и Мартина увели милых постояльцев смотреть телевизор, милая Франсина наливает нам еще очень милого чая.
Психоаналитик убеждает меня, что я дура, если стыжусь случившегося. Что моя реакция совершенно нормальна, если принять во внимание ситуацию.
Но я-то себя не считаю нормальным человеком. Я кажусь себе чудовищем, мне постоянно надо доказывать, что меня можно «выводить в свет», чтобы быть принятой действительно нормальными людьми.
Звонок в дверь.
Юго идет открывать и бесцеремонно сообщает о приходе «легавых».
— Жандармы, у нас? Но, Господь всемилостивый, что происходит? — удивляется Мартина.
— Не знаю. Можно подумать, что это в связи с бифштексом, — бормочет совершенно обескураженная Иветт.
— Старшина Филипп Лорье! — произносит весьма женственный голос. — Мадемуазель Андриоли здесь?
— Так точно! — отвечает обожающая военных Иветт. — Мадемуазель Андриоли лишена возможности речи, господин старшина!
— Так, так.
Я представляю себе молодого безбородого блондинчика, только что выпущенного из унтер-офицерской школы, который в смущении почесывает кончик носа.
— Мне хотелось переговорить с глазу на глаз с мадемуазель Андриоли и ее переводчиком, — заявляет он наконец своим тоненьким голоском.
Иветт везет меня в маленькую комнату, примыкающую к столовой. «Мой будуар», — поясняет Франсина Ачуель замирающим голосом. Может быть, старшина из тех ангелочков, от которых млеют зрелые дамы?
За нами закрывается дверь. Старшина прокашливается, Иветт тоже. Я не делаю ничего. Лорье начинает:
— Один из сотрудников ГЦОРВИ передал нам для анализа кусок красного мяса, который ранее получил от вас. В связи с этим мой первый вопрос: как к вам попало это вещественное доказательство?
— Вещественное доказательство? Мясо было отравлено? — удивляется Иветт.
— Прошу отвечать на вопрос.
— Ну, мадемуазель Элиз сидела у окна, а когда я вернулась с кухни, у нее коленях уже лежал этот сверток.
Я на ощупь ищу свой блокнот и начинаю писать. Потом протягиваю листок старшине.
— Значит, человек, передавший вам это мясе, не представился?
Снова пишу. Чувствую дыхание Иветт, склонившейся над моим плечом.
— «И он уже приходил накануне, — читает молодой человек, — … аналогичный кусок мяса, который мы съели». А, дьявол!
Вот-вот, точно!
В этот момент дверь приоткрывается, и Ян спрашивает, все ли в порядке.
— Ну, учитывая, что эти дамы, без сомнения, употребили в пищу часть жертвы, вряд ли можно утверждать, что все идет как следует, — сухо комментирует старшина Лорье.
— Жертвы? Какой жертвы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88