«саксонское приветствие» – стоять неподвижно у «стены вздохов» со сложенными на затылке руками; «допрос увеселительный» – обыкновенное мордобитие, «новая система кормления» – бьют палками по пяткам, по животу; «похристосоваться» – подвесить на столб за кисти рук и т. д.
6. «Конечная станция» – крематорий.
7. «Газировать», «пустить в утиль» – отправить в газовую камеру, в крематорий.
8. «Поющие лошади» – возчики камня в камнеломне, которые на бегу, в упряжке должны петь.
9. «Любовное письмо» – извещение родственникам о смерти хефтлинга.
10. «Кролики» – хефтлинги, над которыми совершались «медицинские» опыты.
11. «Мишень» – «купель», круглая нашивка на куртке, означавшая: «пытался совершить побег». Охранники обязаны стрелять в хефтлинга, отмеченного «кугелем», при малейшем подозрении.
12. «Зеленый ужас» или «Новая Европа» – баланда из прошлогодних капустных листьев, собранных на огороде.
13. «Райские птички» – еврейки.
14. «Лагерный коллапс» – отчаяние.
15. «Мусульмане», «кандидаты в рай» – доходяги, ради еды способные на все.
16. «Созревший» – заподозренный в подготовке к побегу.
17. «Небесные шуты» – толкователи библии (религиозные сектанты).
18. Популярные лозунги: «свобода есть покорность закону», «время – средство приближения смерти», «выход на волю – только через трубу крематория», «разрешено только то, что приказано».
19. «Гитлерштрассе» – дорожка, выстриженная в волосах ото лба к затылку.
20. «Дом отдыха» – крематорий…»

Список был длинный, но я не мог дочитать его до конца: он мне вдруг показался циничным.
Кому и зачем потребовалось его составлять? Главное – зачем?!. Это же не просто констатация преступлений, зверств и не пренебрежение смертью, нет: тут был еще и привкус безысходности и как бы позиция «надо всем», сторонняя позиция и уже потому жестокая.
«Жестокая? – переспросил я себя. – Но что я знаю о жестокости, о той жестокости?.. Привкус безысходности? Но и юмора – тоже?
Есть вещи, над которыми нельзя смеяться… А почему же нельзя?.. Но зачем словарь здесь, в этой папке?..
Кто его составил?»
Следующей в папке была подшита вырезка из какойто немецкой газеты и тут же – рукописный перевод.
Почерк – тот же. «Аккуратист!» – уже с неприязнью подумал я.
Подсел Анисим Петрович, хранитель архива, усталый.
Проговорил:
– И дался вам этот Пекарь!.. Столько интересного у нас в папочках, уже раскопанного, но широкой публике неизвестного… Хотите про Ермолова, генерала, про связь его с декабристами, – любопытнейший документик! Они ведь ему роль свадебного генерала готовили: чтоб после восстания во временном триумвирате править от их имени, до утверждения конституции.
А он – не свадебный человек, совсем не такой! Он ведь здесь служил, у нас… Так вот, есть документик:
Ермолов сам – не противник цареубийства, хотел действовать, но его отговаривали. Уникальный документ!..
Глаза его хищно поблескивали. Было в них плотоядное что-то.
Я сказал как можно мягче:
– Анисим Петрович, позвольте, я пока с этим делом познакомлюсь. Это мне интересно.
Огонек в его глазах на мгновенье погас.
– Как хотите… А то вот еще! – про братьев Дубининых. Три брата, крепостные, – заговорил он быстро, – изобрели керосин. За полета лет до всяких там крекингов! Им и медаль в честь этого дали. Но и только-то!..
Займитесь – не пожалеете: это всегда модно. Умерли Дубинины в нищете, в безвестности. Да что там! – до сих пор о них почти никто ничего не знает. А это же слава русская: безграмотные крепостные опередили западноевропейских знаменитых ученых! Одержимые, особенно один из них – Василий, самородок… Хотите? У нас про них – целая папка.
От него, и правда, пахло дустом терпко, назойливо.
Я отодвинулся молча вместе со стулом и с подчеркнутой бережностью перелистнул страничку в своей папке.
Стал читать.
«Русские товарищи во главе с лейтенантом Михаилом Токаревым, который был членом интернационального подпольного штаба и руководил в нем военным сектором, настаивали на немедленном вооруженном восстании. Нам стоило больших трудов отговорить их от преждевременного выступления.
Но, конечно, и они понимали, что у нас, немецких коммунистов, более широкие и давние связи с местным населением, поэтому мы могли располагать самыми точными сведениями об окружающей обстановке. Сведения эти приходили из команд, работающих в филиалах Зеебада, в разных городах, поблизости от побережья Балтийского моря, и от вольнонаемных мастеров на оружейном заводе «Густловверке», который обслуживала специальная команда хефтлингов, и из лагерной комендатуры, в которой тоже работали наши товарищи.
Стало известно: Западный фронт замер в двухстах пятидесяти километрах от Зеебада. Дальше американцы почему-то не продвигались. А поблизости, всего в пятнадцати километрах от лагеря, расположились две дивизии «СС» с приданной им танковой частью.
Возможно, они были пригнаны специально для того, чтобы уничтожить всех узников Зеебада. Но возможно, и для других целей. Точных сведений у нас не было.
Поднимать в таких условиях восстание было равносильно самоубийству.
4 апреля через чехов, работавших писарями в шрайбштубе, стало известно: пришло распоряжение назавтра отправить из лагеря в неизвестном направлении транспорт в 700 человек.
Опять было собрано срочное заседание подпольного штаба. Снова Михаил Токарев доказывал, что нечего ждать, пока нас уничтожат мелкими группами, надо действовать.
Но и сейчас штаб счел вооруженное выступление преждевременным.
Постановили: всеми возможными средствами выяснить дальнейшую судьбу готовившегося к отправке транспорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165