А вы бы его не науськивали лучше! - с угрозой бросила она соседям. Взвалили мне крест на шею, сами от него избавились и радуются!..
И она, словно теленка с чужого огорода, вытолкала жердиной Казимерелиса за дверь. Костлявая, хромая, Некрасивая, с покрасневшими от дыма глазами... Надо же на ком-то злобу выместить, все свои беды на кого-то взвалить, а на кого же еще, как не на своего мужа, так называемую вторую половину?..
Не переставая переругиваться, дотянули они кое-как до вечера, а в сумерках огня не зажигали, чтобы не видеть друг друга, и уселись порознь под чуть теплой печкой. Посидели-посидели и почувствовали, что молчать больше невмоготу. Хотя бы на сон грядущий захотелось как-то загладить дневную размолвку, смиренно прочитать молитву и пожелать друг другу спокойной ночи. Вот почему Казимерелис, который страстно желал окончить дело миром, шмыгнув носом, решился наконец произнести:
- Вот мы здесь бранимся, кулаков не жалеем, а сверчки знай стрекочут! Наперебой, кто громче...
- Это ты их со своей рухлядью занес, - враждебно отозвалась Казюня. - До тебя в моем доме ни сверчка, ни жучка не было.
И, словно в подтверждение своего нового обвинения, она принялась скрести зудящую спину.
- Не трись о печку, спину измажешь, - сдержавшись, снова миролюбиво буркнул Узнялис. - Дай, я почешу...
Он протянул было руку, но жена сердито оттолкнула ее и проворчала:
- У себя почеши!..
Казимерелис вздохнул, громко засопел и, помолчав, снова завел разговор, уже издалека.
- Довелось мне услышать одну сказку, - застрекотал он, словно сверчок, не обращая внимания, слушают его или нет. - Жила на свете одна дружная пара. Как говорится, супруги божьей милостью... А нечистый, что на печи жил семь лет подряд, и так, и этак из кожи лез, чтобы рассорить их, да все напрасно. Подошла пора ему в пекло возвращаться, а он работу свою черную не сделал, как ответ будет держать?..
В этом месте Казимерелис почувствовал острое желание затянуться, но сдержался - как бы примолкшая на время Казюня не турнула его от печки.
- Делать нечего, - продолжал рассказчик. - И вспомнил леший, что неподалеку живет одна баба языкастая. Обернулся он господским сынком и говорит ей: "Натравишь вон тех двух друг на друга, получишь башмаки на шнурках аж до самого колена..." - "Ладно", - отвечает баба. На том и порешили. Встретила вскоре она ту счастливицу и давай ей в глаза льстиво заглядывать, на все лады расхваливать, а потом и говорит: "Спору нет, муженек твой в тебе души не чает, но может еще крепче полюбить, если сделаешь ты, как я скажу... Есть у него под шеей пятно родимое, волосками покрытое... Стоит тебе улучить момент и состричь их, сама увидишь, как он с каждым разом сильнее к тебе привязываться станет". А мужу той женщины с глазу на глаз сказала так: "Третью ночь кряду один и тот же сон снится. Будто благоверная твоя шашни водит с кавалером, а тебя все с глоткой перерезанной вижу... Чем черт не шутит - притворись как-нибудь спящим, а сам потихоньку подгляди, что супруга твоя делать будет". Мужчина лишь плюнул в сердцах и пошел прочь. А болтовня эта никак из головы у него не выходила, не мог он заснуть - и все тут... И вот однажды прилег человек вздремнуть после обеда. Видит - жена потихоньку вытащила из-за притолоки бритву, подошла к нему на цыпочках и к шее его подбираться стала... Мужчина прыг с постели и давай кричать: "Ах, вот ты какая, змея подколодная!.." С того дня у них все кувырком пошло - даже черту жутко сделалось. А когда пришла пора отдавать той ведьме башмаки, нечистый нацепил их на шест и протянул бабе на другой берег речки: "На вот тебе, бери, что причитается, да знай - с тобой самому дьяволу не сравняться".
Довольный, что жена терпеливо дослушала его до конца, Казимерелис помолчал немного и произнес уже другим голосом:
- Вот я и думаю: а почему бы нам с тобой не сесть и не потолковать, какой это леший нашу жизнь так перековеркал, как по-твоему, а, Казюня?
- Языком трепать ты мастер, ничего не скажешь... почище той бабы, - подала голос жена. - Да только заруби себе на носу раз и навсегда: ты будешь болтать, по ночам шептунов пускать, а я тебя за это корми, одевай?
Проповедей я и в костеле наслушаюсь. Христарадников и на паперти хоть пруд пруди, дома мне еще такого не хватало. У меня-то полторы ноги всего, думала - мужика в дом впущу... С любовью - как уж бог пошлет, пусть хотя бы, думала, избенку подлатает, огород вспашет, козе корму заготовит... Куда там! Балтрамеюсу, ему, окаянному, тот черт башмаки должен подарить! Не было у бедной Стасюлене забот, еще одного захребетника на шею повесила!..
- Так мне что же, в плуг прикажешь впрячься? - не выдержав, воскликнул Казимерас дрогнувшим голосом. Горечь окончательно подточила цепь, которая сдерживала его ожесточение. - Отвык я от земли, не спорю. Не было ее у меня никогда, да и не нужна она мне вовсе!
- Ты не от земли, от работы любой отвык, - прошипела над ухом Казюня. - Лодырь, слюнтяй, растяпа ты, больше никто!
- Таков уж уродился. А только прежде никто мне в глаза не тыкал и куском хлеба не попрекал. А коли ни на что я не годен, нахлебник, так чего ради ты сегодня притащилась следом? Может, остался бы я у Раудиса...
- Как же! Сначала бы грязью меня полил, наплел им с три короба, а потом все равно домой приплелся бы. Покуда угла у тебя не было, и люди помалкивали, хотя всем давно известно, что такого нерадивого еще поискать...
- Шестьдесят лет я горя не знал! - выкрикнул глубоко уязвленный Казимерелис. - Слова плохого ни от кого не слышал. Ладил с людьми, не ссорился...
- Ладил, говоришь? А за что тогда тебя родной брат выгнал? Свою долю проел - можешь убираться!
1 2 3 4 5